Сталинская модель.  Сталинская модель: обретение советским социализмом своего "исторического лица"

Бытует ошибочное мнение, что сталинская модель экономики не является рыночной. Это заблуждение пошло от марксистов, считающих социализм особенной системой, не подвластной рыночным законам. Но, как оказалось, невозможно обойти закон спроса и предложения. Тогда, в начале 90-х, мы кинулись в другую сторону, начали строить «рыночную экономику». Это заблуждение послужило распространению либеральной догмы о «неэффективности государственной экономики». Скорее всего, она пошла от Мизеса, который рассматривал экономику как систему обмена информацией о ценах. Но производство чего-либо по плану еще не означает отмены цены (возможно, ее правильно было бы выразить как отношение возможности будущего снижения затрат, будущего роста или минимизации будущих затрат к текущим затратам) произведенного продукта и отказа от обмена информацией о ценах, т.е. рынка, в понимании Мизеса. Самое важное, что смогла сделать сталинская экономика, в смысле Мизеса, - увидеть реальные ценности, вложить их в цены, организовать обмен информацией о них, удовлетворить главную потребность в пушках, танках и самолетах и выйти из Великой Отечественной войны победителем. Сталинской экономике мы можем противопоставить ситуацию на современном рынке, где господствуют ложные ценности, циркулируют, как бы выразился Мизес, неправильные, искаженные цены и, в результате, деньги вымываются из реального сектора экономики в финансовый, надувая финансовый пузырь, конечная цель которого - лопнуть.

Из этих рассуждений можно также сделать вывод о невозможности коммунизма как состоянии общества, в котором все ресурсы бесплатны, т.к. производство любого ресурса требует затрат. Мы должны знать эту информацию, а также распространять информацию о ценности ресурса, чтобы иметь возможность концентрировать усилия общества на наиболее важных для него направлениях. Компромиссную модель сталинской экономики легко описать современной экономической теорией. Она не является точным отражением сталинской экономики, но наследует важные для нашего времени черты. По сравнению с либеральной моделью она по-другому относится к монополиям. Если либеральная модель запрещает их, чтобы рыночные субъекты не могли назначать монопольных цен, то сталинская модель их национализирует. В этом случае монополии тоже не назначают монопольных цен на свои товары и услуги, но при этом общество сохраняет громадную экономию на масштабе, теряющуюся при либеральном решении о разрушении монополии. А что такое эффективное общество, как не общество, выполняющее свои функции с минимальными затратами? Таким образом, модель сталинской экономики эффективнее либеральной.

Под монополиями понимаются естественные монополии - монополии образованные по экономическим причинам, в условиях роста затрат при увеличении конкуренции. Цель управления государством таких монополий - максимизация величины удовлетворения потребителей (иначе говоря, максимизация объемов производства, это так же даёт максимальный эффект масштаба и минимальные цены - все очень гармонично). Под затратами принимаются не только производственные затраты, но и общественные. Например, безусловно, монополия на производство атомного оружия - естественная. Проблема монополий высвечивает также нелогичность либеральной мантры о «неэффективности государственной экономики». Действительно, если эффективность измеряется коммерческой прибылью, то совершенно непонятно, зачем в либеральной модели запрещать монополии, имеющие максимально возможную прибыль, и, следовательно, по логике либералов, ведущие к максимальной эффективности?

Интересно то, что современная экономическая теория оставила следы позитивного отношения к сталинской модели экономики. Эти следы можно найти в разделе технологического выбора в экономике, когда решается, что при большей доле накоплений по сравнению с долей потребления можно повысить уровень производственных возможностей в будущем. По всей видимости, это решение должно дать теоретическое обоснование небывалого роста экономики СССР, но, к сожалению, рассмотрение этого вопроса исключено из экономической теории. Такое смещение в сторону “накопления” невозможно представить, когда промышленность разделена на тысячи мелких предприятий, а финансовый рынок поделен между тысячами мелких банков и все эти субъекты руководимы своими мелкими, частными интересами. Получается, что указанное в экономической теории решение по переходу на новый уровень производственных возможностей относится только к сталинской модели экономики.Но каким образом в сталинской экономике решалась задача смещения по кривой технологического выбора в сторону накопления?

Если сейчас спросить ЦБ РФ о возможности стимулирования экономики дешевыми кредитами, то мы получим от него ответ, что это может привести к инфляции. На этом соображения ЦБ заканчиваются. В каком случае дешевые кредиты ведут к экономическому росту, а в каком случае ведут к инфляции — наш ЦБ не знает. Что же, давайте разберемся. Возьмем уравнение денежного обращения MV=PQ: масса денег, умноженная на скорость обращения, должна равняться объему реализованной товарной массы. Разделим увеличение денежной массы на две составляющие. Первую составляющую условно назовем «спекулятивной» (первые агенты, которым достается новая денежная масса, имеют преимущество перед всеми остальными, т. к. расплачиваются по еще старым, неинфляционным ценам менее ценными деньгами, т. е. спекулируют) - она не идет в инвестиции и, следовательно, не идет на увеличение товарной массы. Вторую назовем «инвестиционной» - она идет на инвестиции и, следовательно, идет на увеличение товарной массы. Спекулятивная составляющая ведет к инфляции, чистая инвестиционная составляющая ведет к дефляции, т. к. при качественном инвестировании созданная товарная масса превышает величину инвестиций. Таким образом, если спекулятивная часть превышает инвестиционную, то в экономике наблюдается инфляция. Действительно, если ЦБ РФ в современных условиях попытается простимулировать экономику дешевыми деньгами, то все они уйдут в спекуляции на валютном рынке, т. к. его доходность в настоящее время превышает доходность всех возможных инвестиций. В результате в экономике будет наблюдаться чистая инфляция.

В сталинской экономике такого не могло произойти в принципе, т. к. инвестиционная составляющая была выделена в отдельный безналичный замкнутый контур, из которого деньги не могли попасть в наличное обращение, а шли исключительно на развитие и поддержание работы средств производства. При этом инвестиционные деньги, полученные от государства предприятиями, не были кредитом даже в 0%, т. к. никому их не надо было возвращать. Это были альтруистические деньги. Отдельный инвестиционный денежный контур и планирование развития привели к известным результатам. Уже за время первой советской пятилетки, с 1929 по 1933 гг., было построено около 1500 крупных промышленных предприятий и созданы целые отрасли, ранее не существовавшие: станкостроительная, авиационная, химическая, производство ферросплавов, тракторостроение, автомобилестроение и другие.

Из текущей ситуации на валютном рынке возникает вопрос: что есть свобода? Концентрация средств для реализации инвестиционных проектов или возможность спекуляции? Если первое, то такой экономической системе государство должно монополизировать торговлю валютой, обеспечивая своим гражданам эффективный шлюз для свободной покупки товаров и услуг по всему миру за национальную валюту.

Разрушение СССР произошло в порядке разрушения институтов, которые обеспечили его рост. Горбачев разрешил спекуляцию и позволил деньгам из инвестиционного контура перетекать в наличный. В результате началась инфляция, спекулянты начали придерживать товары и продукты, и СССР распался по тем же причинам, что и Российская Империя в результате действий инфляции и спекулянтов - на товарных полках не было хлеба.

Отметим, что модель сталинской экономики затрагивает национализацией только крупные монополии, не затрагивая мелкий и средний бизнес. Действительно, сталинская экономика включала простые и эффективные механизмы создания мелких и средних предприятий. На момент смерти Иосифа Виссарионовича в СССР было 114 000 (сто четырнадцать тысяч!) мастерских и предприятий самых разных направлений - от пищепрома до металлообработки и от ювелирного дела до химической промышленности. На них работало около двух миллионов человек, которые производили почти 6% валовой продукции промышленности СССР, причём артелями и промкооперацией производилось 40% мебели, 70% металлической посуды, более трети всего трикотажа, почти все детские игрушки. В предпринимательском секторе работало около сотни конструкторских бюро, 22 экспериментальных лаборатории и даже два научно-исследовательских института. Более того, в рамках этого сектора действовала своя, негосударственная, пенсионная система! Не говоря уже о том, что артели предоставляли своим членам ссуды на приобретение скота, инструмента и оборудования, строительство жилья.

Так каким образом эффективная сталинская экономика превратилась в неэффективную, всеми критикуемую, командно-административную, приведшую к распаду СССР? На экономическую модель была наложена политическая модель сохранения стабильности государства при сильном внешнем давлении. Как я уже писал в предыдущей заметке , сталинская экономика выросла из Гражданской войны и готовилась встретить Вторую мировую. В этих условиях сформировалось очень жесткое отношение к инакомыслию, а устойчивость системы требует открытого отношения к нему. Движение к открытости началось с хрущевской «оттепели». К нашему несчастью, сам Хрущев был продуктом сталинской эпохи. Им владел страх ответственности за репрессии, осуществлявшиеся под его руководством. Например, из общего числа репрессированных в 1937-1939 годах 9579 военнослужащих в одном только Киевском военном округе Н. С. Хрущев приложил руку к репрессированию 1066 человек. Вероятно, когда он получил знаменитый ответ от Сталина на просьбу принять меры по их расширению(«Остановись, дурак!»), по его телу прошел холодок. И когда Никита Сергеевич пришел к власти, он приступил к развенчанию любимого народом Cталина. Чтобы осуществить это, ему надо было предложить взамен любви к Сталину что-то другое. И он предложил - коммунизм!

Согласно марксисткой теории коммунизм должен быть построен в результате развития производительных сил. В чем это развитие выражается, марксизм не раскрывает, и почему Хрущев решил, что к 1980 г. производительные силы настолько разовьются, неизвестно. В результате страна пошла по мифологическому пути развития и не достигла главного - интеллектуальной открытости, что привело в конечном счете к катастрофе. С каждым новым днем слова руководства всё больше расходились с практикой. В 1956 году артели были официально запрещены и в течение нескольких лет разогнаны. Со временем развились такие явления, как дефицит и долгострой, приписанные современной экономической теорией как неотъемлемые свойства социалистической экономики. Но они не могут возникнуть при нормальной цели управления производством - удовлетворение спросом, а только при пропагандистской - движение к коммунизму, сопровождаемому неуклонным снижением цен. Резвилось технологическое отставание. Но сталинские сотни частных конструкторских бюро - это и есть советская силиконовая долина, которую американцы создали только в 60-х, после запуска СССР первого искусственного спутника Земли.

Проходит 8 лет после смерти Сталина и оказывается, что КПСС во главе с Хрущевым нечем ответить на отличия Западного Берлина. Находится единственное решение - отгородится, построить Берлинскую стену, возвещая о начале конца СССР и социалистического блока. Сейчас обратная ситуация. Невидимая стена блокирования взгляда из России построена со стороны западных СМИ. Европейские политики принимают закрытое решение о противодействии "российской пропаганде". Прозападные пользователи социальных сетей закрывают свои страницы от пророссийских - им просто нечем ответить на логические аргументы. Прозападные друзья не отвечают на прямые вопросы. Все они считают, что таким образом ведут информационную войну. Чем это кончится, всем нам хорошо известно.

График ниже демонстрирует качественные изменения темпов роста ВВП сталинской экономики по сравнению с экономикой Российской Империи. Из графика видно, что годы НЭП можно принять за восстановление тренда роста экономики Российской Империи. К сожалению, в графике не видно, что экономика СССР с приходом Хрущева качественно изменилась. Это видно из таблицы демонстрирующей изменение доли СССР и США в мировом ВВП в %:

	1950	1960	1970	1980	1990	(2000)
США	28,79	24,38	22,52	21,36	20,73	20,59
СССР	11,12	14,47	13,18	11,71	9,22	4,12

Чёрным обозначена динамика изменения цены на нефть, синим - изменение ВВП РИ/СССР/РФ (в долларах 2012 года).

Обобществление совокупного прибавочного продукта – интегральная экономическая задача пролетарской революции и социализма.

ЧТОБЫ ОЦЕНИТЬ значимость созданной под руководством И.В.Сталина экономической системы, надо прежде всего чётко ответить на вопрос: а в чём вообще состоит интегральная экономическая задача и пролетарской революции, и социализма как первой фазы коммунистической общественно-экономической формации?

Скажут: в уничтожении частной собственности, в обобществлении средств производства.

Это правильно, но ведь это скорее путь к достижению цели, инструмент достижения цели, но ещё не цель сама по себе. Цель же социалистических преобразований в экономике —

это не столько обобществление средств производства как таковых, сколько ОБОБЩЕСТВЛЕНИЕ ПРИБАВОЧНОГО ПРОДУКТА , вырабатываемого с их помощью.

Современные теоретики-марксисты очень облегчили бы себе жизнь, если бы вот эту несложную вещь прочно затвердили и ставили бы её неизменно во главу угла: интегральная экономическая задача пролетарской революции и социализма — это

ОБОБЩЕСТВЛЕНИЕ СОВОКУПНОГО ПРИБАВОЧНОГО ПРОДУКТА , вырабатываемого обобществлённым производственным аппаратом.

Ведь если вдуматься, средства производства сами по себе никому, как говорится, не нужны. Для чего нужна земля в собственности, если она не заселена подневольными крестьянами, которые бы её обрабатывали, платили бы оброк и гнули спину на барщине? Для чего нужны в собственности фабрики и заводы, если они не заполнены наёмными рабочими, которые выпускают продукцию, имеющую спрос на рынке и приносящую прибыль? Весь, так сказать, сыр-бор с собственностью на средства производства горит не из-за них самих, а из-за прибавочного продукта, который на них вырабатывается и поступает в распоряжение их собственника.

И поэтому лозунг общественной собственности на средства производства, он при его более внимательном прочтении означает:

мы хотим, чтобы вырабатываемый в общественном производстве совокупный прибавочный продукт поступал именно обществу, народу, а не частным лицам, и справедливо распределялся бы между всеми нами, служил всецело и исключительно общему благу.

Хочу всячески подчеркнуть, что застревать на лозунге общественной собственности как таковой никоим образом нельзя, потому что, если она не снабжена механизмом обобществления совокупного прибавочного продукта, то её всё равно что нет; поскольку цель, ради которой средства производства обобществлялись, не достигнута.

В продолжение ряда лет эта мысль в моих выступлениях несколько иначе подавалась, а именно: у любой формы собственности есть неотъемлемый структурный, если так можно выразиться, напарник, в отсутствие которого она практически нежизненна,- это

СПОСОБ АККУМУЛЯЦИИ И РАСПРЕДЕЛЕНИЯ СОВОКУПНОГО ПРИБАВОЧНОГО ПРОДУКТА, ИЛИ ОБЩЕСТВЕННОГО ЧИСТОГО ДОХОДА.

Принцип доходообразования и распределения дохода — это одна из важнейших составных частей экономического базиса общества, это мощный и чрезвычайно сложный узел объективных общественных отношений. В любом обществе, где труд в той или иной мере носит ещё несамоцельный, отчуждённый характер, там существует стоимость, и там разделением продукта труда на необходимый и прибавочный ведают стоимостные, или товарно-денежные, или они же рыночные отношения. И постольку всю эту структурную связку отношений по поводу аккумуляции и распределения чистого дохода можно называть ещё и так: это соответствующая данному способу производства конкретно-историческая МОДИФИКАЦИЯ ЗАКОНА СТОИМОСТИ (или отношения стоимости).

Способ производства достигает социально-экономической зрелости, превращается в СИСТЕМУ, когда соответствующая ему форма собственности начинает уверенно, бесперебойно функционировать в паре с адекватным ей комплексом отношений по консолидации и распределению чистого дохода. Или, что то же самое, а паре с адекватным ей принципом доходообразования, или,- что опять-таки то же самое,- в паре с адекватной данному способу производства модификацией стоимости.

Принцип доходообразования не есть нечто, устанавливаемое декретом правительства. Это фрагмент объективной, материальной экономической действительности, и он должен откристаллизоваться в толще этой действительности вот именно объективно,- как откристаллизовался некогда закон средней нормы прибыли, который как раз и представляет собой механизм доходообразования, адекватный капиталистической общественно-экономической формации. На это требуется время, причём немалое, плюс целый исторический слой хозяйственного опыта человечества.

И вот то грандиознейшее социально-инженерное открытие, которое мы сделали в экономике в сталинскую эпоху, это и было нахождение адекватного социалистической общественной собственности на средства производства принципа аккумуляции и распределения совокупного прибавочного продукта. К социалистической общественной собственности оказался присоединён, подмонтирован органичный ей социалистический принцип доходообразования, или — что то же самое — органичная социализму модификация закона стоимости.

Иными словами, была в основных её чертах решена определяющая задача социалистической фазы: обобществить не только средства производства, но и совокупный прибавочный продукт. Причём, сделано это было в исторически, можно сказать, молниеносный срок.

С этой точки зрения,- которая, вообще-то, единственно отвечает исторической правде, — сразу отпадает целый ворох псевдопроблем, не дающих марксистской науке и нашей стране развиваться теми темпами, каких требует современная экстремальная обстановка.

Был ли построен в СССР социализм? Ну конечно же, был, — если он свою объективно-историческую формационную задачу сумел решить.

Какой вид должен иметь социалистический строй, чтобы его можно было признать принципиально состоявшимся? Если принципиально, то такой, как при Сталине, и это в особенности относится к экономической сфере. На уровне надстройки, там были недоработки,- впрочем, вполне устранимые. Но что касается экономики, то надо ясно себе представлять, что никакая другая из предлагавшихся и предлагаемых моделей, кроме сталинской, задачи обобществления прибавочного продукта не решает. И следовательно, в экономическом разрезе сталинский социализм — это и есть, однозначно, СОЦИАЛИЗМ КАК ТАКОВОЙ; т.е., тот единственный плацдарм, с которого может быть успешно возобновлено и продолжено строительство коммунистического общества. Туда, на эти социоструктурные рубежи нам и предстоит вернуться по окончательном освобождении страны от её нынешней фактической оккупации транснациональным капиталом.

Ещё одна псевдопроблема:

Это социализм и товарно-денежные отношения.

И это мочало давно бы уже следовало перестать жевать. Стоимостные отношения – это феномен конкретно-исторический, для каждого способа производства они принимают свою особую форму, или модификацию. Между их полным отмиранием при коммунизме и той формой, в какой они существуют при капиталистическом строе, лежит их социалистическая модификация. Отличительным признаком социалистической модификации стоимости как раз и служит обеспечение плавного, постепенного самоистребления всего круга явлений, связанных со стоимостью и товарностью. Социалистическая модификация стоимости так же органична обобществленной экономике, как закон средней нормы прибыли органичен экономике буржуазной или закон извлечения максимальной прибыли — экономике современного империализма. Не считаться с требованиями закона стоимости в социалистическом народном хозяйстве - это то же самое, как в хозяйстве частнокапиталистическом «переть» против объективно присущих ему закономерностей складывания прибыли, и результаты будут столь же плачевные.

Социализм и товарно-денежные отношения. Дезориентирующий характер апологетики НЭПа. ДАВАЙТЕ ТЕПЕРЬ ПОСМОТРИМ, как,- конкретно,- социалистическая модификация стоимости должна выглядеть и реально выглядела у нас в стране.

Чтобы избежать путаницы, которую «экономисты» определённого толка искусственно наслаивали тут десятилетиями, нужно хотя бы вкратце коснуться вопроса о разделении труда и продукта на необходимый и прибавочный. Вопрос о труде нам придётся, по всей видимости, отложить «на потом», а о продукте поговорим плотнее.

Избыточный, или прибавочный продукт — это явление целиком общественное. Он возникает лишь тогда и постольку, когда и поскольку работник начинает, стихийно или осознанно, применять в своём труде результаты трудового опыта других людей, в том числе и других поколений. Возникнув, прибавочный продукт провоцирует,- так сказать,- известную часть общества на то, чтобы попытаться изъять его у работника и присвоить. Это осуществляется через установление частной собственности, сначала — в древности — на самого работника, затем на те условия, или факторы производительной деятельности, без которых работник создать прибавочный продукт не может — на землю, материально-технические средства производства и т.д.

Однако, вся несправедливость эксплуатации состоит не в том, что прибавочный продукт вообще отчуждается от непосредственного производителя. Прибавочный продукт непосредственному производителю по месту своего производства принадлежать не может и не должен. Он есть ОБЩЕСТВЕННОЕ ДОСТОЯНИЕ. Вся беда и несправедливость в том, что будучи изъят, прибавочный продукт в подавляющем своём объёме используется не как достояние всего общества, а как некая добыча, трофей класса частных собственников. Отсюда лишний раз можно видеть, насколько важна, фундаментальна формулировка целей и задач социалистической революции именно как задачи обобществления совокупного прибавочного продукта.

Ведь можно обобществить (т.е., национализировать) средства производства — и пребывать в совершеннейшем тупике относительно того, как в этом национализированном хозяйстве сформировать и распределить прибавочный продукт. Именно в такой ситуации очутились российские большевики накануне введения НЭПа. Собственно, НЭП и был ответом на вопрос, что делать, если адекватная новому строю модификация товарно-денежных отношений ещё не найдена, объективно не сложилась? Что делать,- возвращаться к прежней модификации, дореволюционной, как бы это ни было рискованно в социально-политическом плане, иначе вообще с места не сдвинешься. Возвращаться, но одновременно бросить все силы на то, чтобы новый, общественный способ присвоения средств производства оказался по возможности скорей оснащён новым, также общественным принципом аккумуляции и распределения чистого дохода. И это при Сталине было осуществлено,- повторяю,- в исторически сверхрекордные сроки, уже где-то к середине 30-х годов.

И вот тут также хорошо виден полностью дезориентирующий характер ещё одной мифологемы наших нынешних лжекоммунистов: это будто НЭП представлял собой как раз ту модель хозяйственной системы, какая требуется социалистическому обществу. При НЭПе имевшаяся социалистическая собственность вынуждена была функционировать в паре со старым, частнособственническим, чужеродным ей принципом доходообразования. Экономика страны,- таким образом,- вообще не имела целостной, системной природы, это была подсобная, искусственная конструкция, которую следовало демонтировать при первой же к тому возможности. И Сталин её демонтировал, как только под этой временной оснасткой запульсировала, заработала наша, социалистическая модификация закона стоимости. Призывать сегодня вернуться в НЭП — в это сугубо конъюнктурное, внутренне неравновесное и чреватое всякими социально-политическими опасностями сооружение,- это значит или совершенно не понимать сути системных связей в экономике, или сознательно вредить нашему делу.

Существует версия о какой-то феноменальной,- якобы,- экономической эффективности НЭПа. Если брать, по большому счёту, то версия эта не соответствует действительности.

В декабре 1925г. состоялся XIV съезд ВКП(б), взявший курс на социалистическую индустриализацию. Это было уже абсолютно не НЭПовское решение. Поэтому о НЭПе как таковом имеет смысл говорить до рубежа 1925/26гг.

Свои специфические задачи,- а задачи эти были чисто восстановительные,- НЭП к этому времени в общих чертах выполнил. Промышленность вышла на уровень 75,5% от довоенного, сельское хозяйство — на уровень 95,3%. Сколь-либо серьезного технического перевооружения не происходило, выпуск продукции наращивался главным образом за счёт расширения производства на старых предприятиях, которые продолжали функционировать, а также за счёт расконсервирования тех, которые по разным причинам оказались остановлены. Мало того, на всём протяжения НЭПа наблюдалось такое пагубное явление, как выбытие основных фондов промышленности,- которое и так в результате разрухи, военных действий на территории страны и пр. достигло к 1920/21гг. 30% от уровня 1917г. К 1923/24гг. сюда «добавили», по разным данным, ещё до 12%. Этот процесс удалось переломить лишь в 1926/27гг., с началом социалистической индустриализации.

Советская деревня по ходу НЭПа «осереднячивалась», увеличивалось потребление хлеба середняком и бедняком. Но за этой вроде бы благоприятной, на первый взгляд, тенденцией скрывалась общая парцелляризация крестьянского землевладения и соответствующее падение товарности сельскохозяйственного производства. В 1926/27 гг. середняки и бедняки давали около трёх четвертей товарного хлеба (74%). Но товарность по зерну в этой группе составляла всего 11,2%, а с учётом более производительных кулацких хозяйств — 13,3%; т.е., вдвое ниже довоенного уровня, который исчислялся в 26%. Урожайность зерновых вплоть до самой коллективизации продолжала оставаться ниже довоенной (7,9 центн. с гектара против довоенных 8,5 центн.).

Следует сказать, что утверждения, будто в эти годы частник-нэпман «одел, обул и накормил» страну, в решающей своей части принадлежат также к области мифологии. Страну обули, одели и накормили государственная промышленность и покровительствуемая государством кооперация, быстро развивавшиеся на почве «реабилитации» товарно-денежных отношений. К 1926/27 гг. государственные предприятия давали 91% всей промышленной продукции, их доля в общем торговом обороте достигла 40%. Максимум частноторгового оборота приходится на 1922/23 гг., когда он составлял 43,9% общего объёма торговли. В дальнейшем он от года к году резко сокращался, в 1924/25 гг. упал до 25% и продолжал снижаться.

Бросается в глаза, что для НЭПа в целом общехозяйственный уровень 1913г. по всем статьям выступает как некий эталон. А был ли он, этот уровень, на самом деде таким уж «эталонным» и мог ли он на том историческом этапе хоть в малейшей степени служить ориентиром для эффективной экономической политики?

Вот это ещё очередной миф наших «перестройщиков», псевдореформаторов и их подпевал в левом движении — миф о царской России как об экономически высокоразвитой стране.

Действительно, после крестьянской реформы 1861г.,- которая представляла собой наш, отечественный вариант буржуазно-демократической революции,- в России, как тому и надлежало быть, происходил промышленный подъём, наблюдались высокие темпы экономического роста. Содержание этого процесса составлял массовый переход от ручного труда к труду машинному, фабрично-заводскому. Но на дворе-то стоял конец уже не восемнадцатого, а девятнадцатого века. И то, что являлось мощным прорывом в будущее для второй половины XVIII в., для эпохи промышленного переворота в Англии,- сто лет спустя это было просто и только навёрстывание уже пройденного ведущими буржуазными государствами. Выйти в число стран — лидеров мирового индустриального развития царской России не удалось. Все поставленные ею за пореформенный период рекорды по темпам роста падают в основном на такие отрасли, как нефтедобыча (которой ранее практически не существовало), добыча угля и руды, выплавка чугуна и стали, распространение паровых (т.е. механических) двигателей и т.п. Тогда как в США и Германии, например, в те же десятилетия промышленность переходила уже на силовую базу паровых и гидротурбин, электродвигателей, двигателей внутреннего сгорания, дизелей, а это открывало широкий путь к развитию автомобилестроения и самолётостроения, электротехнической, алюминиевой, химической промышленности. По всем этим позициям Россия была практически неконкурентоспособна с ведущими капстранами.

В 1913 г. на долю России в мировом промышленном производстве приходилось всего 2,5%,- против 38,2% у США, 12,1% у Англии и 13,3% у Германии (ещё на рубеже XIX-XX вв.). По производству всех видов промышленной продукции на душу населения Россия отставала от США в 11 раз, по производительности труда — в 10 раз.

За годы Советской власти этот разрыв сократился более чем в 5 раз. В 1986г. производительность труда в промышленности составляла у нас 55% американской. СССР давал пятую часть всей мировой промышленной продукции, социалистическое содружество в целом — более 40%.

Добавлю ещё, что зависимость России от импорта промышленного оборудования в 1913г. оценивалась в 63,8%, а это попросту не позволяло говорить о её технико-экономической самостоятельности. Технико-экономическая самостоятельность страны была достигнута лишь по результатам выполнения второй сталинской пятилетки (1932-1937 гг.), когда массовый импорт машин и оборудования прекратился полностью и из-за рубежа ввозились только, так сказать, в познавательных целях отдельные образцы новой техники.

Иногда приходится слышать, что вот-де зловредные большевики прервали небывалый взлёт и расцвет России в последние десятилетия царизма. Но ведь разруху в стране организовали отнюдь не большевики, они тут воистину были совершенно ни при чём. Дело не в кознях большевиков, а в том, что где-то к началу Первой мировой войны возможности КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ индустриализации России оказались объективно исчерпаны.

Российский капитал стремительно концентрировался и монополизировался, а возникавшие монополистические объединения в своих шкурных интересах тормозили развитие производства, чтобы удержать цены на достаточно высоком уровне. Накануне Первой мировой войны в стране образовался промышленный голод по топливу и металлу. Вот тебе и фантастические темпы… Судить-то надо всё-таки по конечному результату, а не по тому, что было вначале и в середине. Во время войны металлический голод повлёк за собой, во-первых, свёртывание производства в гражданских отраслях, что привело уже к голоду товарному, к бешеному росту цен, спекуляции и пр. Во-вторых, царское правительство вынуждено было размещать за границей огромные заказы на вооружение и прочие армейские потребности, вплоть до конской сбруи, а это означало низкое качество оружия и снаряжения, их нехватку и беззастенчивое ограбление страны зарубежными поставщиками.

В годы войны практически рухнул транспорт. В одних местах голодали и замерзали, в других — скапливались горы не вывезенного угля, продовольствия и т.п. Так что не надо валить с больной головы на здоровую. Большевистскую революцию российский царизм и сменившее его безрукое Временное правительство организовали себе сами.

В порядке лирического отступления приведу любопытное наблюдение, которым поделился директор одного из заводов, подлежавших эвакуации в 1941г.

Если бы не общий драматизм момента,- пишет он в своих воспоминаниях (я пересказываю своими словами),- можно было бы залюбоваться тем, что происходило в то время на наших железных дорогах. Днём и ночью, непрерывно и нескончаемо, с запада на восток и с востока на запад шли и шли поезда, гружённые разнообразнейшей техникой, несметными материальными богатствами народа, созданными за годы сталинских пятилеток. В глубь страны уходили составы с оборудованием эвакуируемых заводов. Навстречу им проносились воинские эшелоны, стояли конвойные на платформах, по очертаниям под брезентом угадывались орудия, танки, части самолётов.

Вот такой символический контраст.

И теперь,- поскольку, как я полагаю, вы на всей вышеприведённой цифири достаточно отдохнули от теоретического текста,- возвращаемся к разговору о социалистической модификации стоимости.

Социалистическая модификация стоимости: процесс её складывания. Налоговая реформа 1930г. Первая генеральная реформа оптовых цен 1936-40гг.

ИТАК, коль скоро прибавочный продукт — он же чистый доход — представляет собой общественное достояние, то в обобществлённой экономике на него уже при самом его формировании должно прочно «наложить лапу» государство. Самый процесс его формирования, аккумуляции должен протекать так, чтобы к объективно «созревшему», «выпавшему в осадок» прибавочному продукту никто, кроме государства, реального доступа не имел.

Отсюда следует вывод, что чистый доход при социализме не может в сколь-либо значительных размерах формироваться непосредственно в хозяйствующих ячейках. И государство у нас уже с конца 20-х годов повело решительнейшую борьбу против завышения отпускных цен предприятий,- поскольку чистый доход «гнездится» не где иначе, как в цене. Но сам объективно накапливающийся в цене прибавочный продукт не должен был при этом страдать. Фактически, он в результате давления, оказываемого на цены, переводился в безденежную форму экономии затрат, или снижения себестоимости продукции. В этой форме,- которая является его ОБЩЕСТВЕННО РАЦИОНАЛЬНОЙ формой,- он становился недосягаем для данной хозяйственной единицы, ни для её руководства, ни для трудового коллектива, и передавался следующим по порядку звеньям общественно-технологической цепочки.

В дальнейшем неукоснительно проводимая государством ПОЛИТИКА ПЛАНОМЕРНОГО СНИЖЕНИЯ ОТПУСКНЫХ ЦЕН ,- что практически равнозначно планомерному снижению себестоимости,- стала в советской экономике системным аналогом КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ КОНКУРЕНЦИИ. Она так же нацеливала производителя на сокращение затрат, на развитие изобретательства и рационализаторства, стимулировала восприимчивость к достижениям научно-технического прогресса, блокировала тенденции к обюрокрачиванию.

«В нашей хозяйственной системе,- говорилось в резолюции февральского (1927г.) Пленума ЦК ВКП(б) «О снижении отпускных и розничных цен» ,- политика снижения цен и есть то средство, с помощью коего рабочий класс воздействует на снижение себестоимости, … подталкивает к рационализации производства и тем самым создаёт действительно здоровые источники социалистического накопления, столь необходимого для продвижения дела индустриализации страны.

Действительная борьба с бюрократизмом и упорядочение промышленного хозяйства теснейшим образом связаны с проблемой снижения цен, потому что именно высокие цены служат источником чрезмерного обрастания и бюрократических извращений производственных и в особенности торговых аппаратов.»

Хорошо, государство предотвратило дележ чистого дохода на локальном уровне, и сделало это совершенно правильно, но как оно само становится обладателем совокупного прибавочного продукта? Ведь в хозяйстве, где продолжают иметь место товарно-денежные отношения, объективно оправданное, «здоровое» накопление можно извлечь только ИЗ ЦЕНЫ ТОВАРА, только при продаже товара на равновесном, сбалансированном рынке.

Структура социалистического рынка обобщённо раскрыта И.В.Сталиным в его знаменитых «Экономических проблемах социализма в СССР» . Этот сталинский труд обнародован в 1952г., но Сталин описывал в нём уже сложившуюся экономическую реальность, а складывание её,- как было сказано,- шло полным ходом со второй половины 20-х годов. Постольку спокойно пользуемся этим описанием.

На социалистическом рынке не являются товарами и не подлежат купле-продаже земля, материально-технические средства производства (как и любые их заместители, так называемые «ценные бумаги»), а также рабочая сила. Товарами продолжают оставаться лишь средства воспроизводства рабочей силы, или предметы народного потребления. Стало быть, только там — на потребительском рынке — государство при социализме, как выразитель интересов всего общества, может законно извлечь полновесный, «здоровый», объективно созревший общественный чистый доход.

Собственно, государство так и делало, но в условиях НЭПовской многоукладности, когда недостаточно было развито плановое начало и методы социалистического хозяйствования как таковые только ещё нащупывались,- в этих условиях государство могло воздействовать на процессы доходообразования и распределения дохода в народном хозяйстве в основном лишь эмпирически: т.е., оно по тому или иному поводу устанавливало соответствующий платёж целевого назначения. Но это отнюдь не было повальное беспорядочное налогообложение; просто шли поиски наиболее адекватных и результативных путей формирования финансов социалистического общества.

Тем не менее, количество таких платежей довольно скоро стало измеряться десятками, и в 1930г. была проведена налоговая реформа. Множественность платежей была ликвидирована, их унифицировали в единый налог с оборота (к слову, 54 платежа он в себя вобрал).

В последующие годы все эти нововведения подвергались уточнениям и корректировке, и в итоге,- как констатировалось в советской экономической литературе,-

«с 1 января 1934г. основная масса чистого дохода общества в форме налога с оборота перемещается из сферы материального производства, т.е. от промышленных предприятий, в сферу обращения».

Иными словами, произошло массовое и повсеместное подавление процессов доходообразования там, где им при социализме и не надо совершаться: в ценах на общественно-промежуточную продукцию — продукцию производственно-технического назначения, которая в социалистическом хозяйстве не является товаром, не продаётся и не покупается, а следовательно, объективно не может аккумулировать в своей цене чистый доход.

Чистый доход в форме экономии затрат как бы выдавливался отовсюду, по разным общественно-технологическим цепочкам, на рынок общественно-конечной для нас продукции — товаров народного потребления. Здесь он принимал денежную форму налога с оборота и поступал целиком в госбюджет. Стоимость прибавочного продукта, она же чистый доход общества, в определяющей её части аккумулировалась,- таким образом,- не на локальном уровне, не на предприятиях, но на уровне общегосударственном — на общесоюзном, общенациональном потребительском рынке. Но этот перенос доходообразования с локального этажа на общегосударственный — это и есть то ключевое звено, которым если овладели, то можно с полным основанием утверждать, что задача обобществления совокупного прибавочного продукта в принципе решена.

Кстати, ведь и результаты не заставляли себя ждать. С 1 января 1935г. было отменено нормированное карточное снабжение по хлебу и хлебопродуктам,- введённое в 1929г., «под занавес» НЭПа (горячие поклонники НЭПа обычно склонны забывать, что именно таков оказался его финал). Отмене хлебных карточек способствовало и то, что с созданием в СССР отечественного машиностроения отпала нужда в массированном импорте зарубежной техники, а постольку — и во встречном экспорте хлеба и другого продовольствия. С 1 октября 1935г. отменили нормированное снабжение по остальным продуктам питания, а с 1 января 1936г.- по промышленному ширпотребу. При переходе от карточного снабжения к торговле по твёрдым государственным ценам общий уровень розничных цен несколько повысился, при одновременном увеличении зарплаты всех категорий трудящихся. Но уже к концу 1935г. цены на продукты питания снизились почти наполовину. По промтоварам также, начиная с 1935г., неоднократно проводилось снижение цен.

Едва завершилась налоговая реформа, со всеми её благотворными последствиями, как началась — с 1936г.- первая в истории социалистического хозяйствования в СССР генеральная реформа оптовых цен.

В предыдущем изложении акцент был сделан на том, что центр тяжести доходообразовательных процессов в нашей экономике устойчиво сместился от предприятий на потребительский рынок. Но это, конечно, нельзя представлять себе излишне упрощённо. С одной стороны, какая-то доля чистого дохода — хотя и не чрезмерная — в распоряжении предприятий всё же должна была оставаться. С другой стороны, необходимо было исключить и обратное явление — нерентабельность предприятий, их нахождение на дотации у государства.

Вокруг дотационности в нашей госпромышленности особенно много было наворочено всякого вздора: что — дескать — в период так называемой командно-административной экономики никто не заботился о прибыльности, о рентабельности, план выполняли, не считаясь с затратами, государство из политических соображений покрывало любые убытки, и т.д., и т.п. Действительно, в конце 20-х — первой половине 30-х годов бюджетное дотирование предприятий, по преимуществу в тяжёлой промышленности, было достаточно широко распространено. В нашей экономической литературе справедливо отмечалось, что в условиях коренной ломки старых народнохозяйственных пропорций и создания новых пропорций, отвечающих социалистическому производству, режим бюджетных дотаций — это была неизбежная и вполне оправданная форма финансовой помощи предприятиям тяжёлой промышленности, а также своеобразный метод ограничения воздействия закона стоимости на ход социалистической индустриализации.

Но на определённом этапе дотационность стала тормозом в развитии производства, и уже в 1936г. оптовая цена предприятия по всем отраслям промышленности была установлена на уровне, превышающем плановую себестоимость по единой для всего народного хозяйства норме в 4% от себестоимости.

По результатам реформы оптовых цен 1936-1940гг. вся советская промышленность, как тяжёлая, так и лёгкая, вплоть до начала Великой Отечественной войны работала, за редким исключением, рентабельно, получала прибыль и обходилась без государственных дотаций.

Социалистическая модификация стоимости (двухмасштабная ценовая модель) — системный аналог «цены производства» при капитализме. Её конкретный вид («оптовая цена предприятия» плюс «оптовая цена промышленности»). Вторая генеральная реформа оптовых цен 1949 года, СТРОИТЕЛЬСТВО нового общества в СССР в 20-х — 30-х годах, когда о нём говорят, то обычно слышишь:

индустриализация, коллективизация, культурно-кадровая революция, подготовка к войне.

Но давайте вспомним марксистское определение производственных, или базисных отношений как «структуры общества». Если нет вот этой базисной структуры, то ведь и всё прочее не состоится:

не будет никакой индустриализации и коллективизации, как не бывает готового здания без фундамента и каркаса.

А у нас в 20-х годах вот этот базисный каркас наличествовал лишь наполовину:

Социалистическая государственная собственность исторически вынужденно работала в паре с неадекватным ей, временно взятым из предыдущей формации механизмом аккумуляции и распределения стоимости прибавочного продукта.

По существу, половина основной экономической задачи пролетарского переворота не получила ещё должного разрешения; причём, классиками марксизма это серьёзнейшее затруднение вообще не было предвосхищено и предусмотрено.

И вот эту всемирноисторическую по своим масштабам и сложности задачу надо было решать не просто на ходу, но ещё и в опережающем темпе по сравнению со всеми остальными, поскольку без неё и эти остальные упирались в тупик. Не зря в цитированной выше партийной резолюции 1927г. подчеркивалось:

«В проблеме цен перекрещиваются все основные экономические, а следовательно, и политические проблемы Советского государства».

И перекрещивались они так, что не оставляли права даже на малейшую оплошность, поскольку моментально оказывались затронуты насущные жизненные интересы огромных масс людей, а с этими вещами шутки вообще плохие и могут плохо кончиться.

И однако, проблема достраивания социалистического базиса до его полной системно-формационной целостности решалась; и хотя решалась она, на первый взгляд, чисто эмпирически, тем не менее, глубинный КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ смысл происходящего, он не только присутствовал, но он отслеживался, схватывался, выявлялся и воплощался в различных институциональных установлениях с совершенно поразительной быстротой, цепкостью и безошибочностью. Но всё же подлинных масштабов решаемой задачи, из-за её грандиозности, никто из тогдашних участников событий, не исключая и самого И.В.Сталина, со всей очевидностью, не улавливал. Наверняка все они чрезвычайно удивились бы, если бы им сказали, что они,- кроме всего прочего и даже прежде всего прочего,- в ударном порядке выковывают и доводят до нужных кондиций социалистическую модификацию закона стоимости: т.е., вторую половину базиса социалистической экономики, если первой считать принцип общественной собственности на средства производства.

Между тем, работа в этом направлении с середины 20-х годов велась непрерывная, кропотливая и предельно напряжённая. Налоговая реформа, генеральная реформа оптовых цен — это мероприятия в высшей степени ответственные, по своему воздействию на самый тип, характер экономики они сопоставимы с силой воздействия прямой политической революции или контрреволюции. Как политическая революция качественно меняет отношения собственности, так ценовая реформа дополняет новые отношения собственности качественно новым принципом доходообразования. Но она может и «выпрячь» из этой упряжки адекватный, уже найденный механизм доходообразования, а тем самым,- по сути,- структурно дезорганизовать весь способ производства; как это и сделала третья по счёту генеральная реформа оптовых цен в СССР — косыгинская «реформа» 1965-67гг., которая целенаправленно разрушила социалистическую модификацию стоимости и фактически сыграла мощнейшую контрреволюционную роль.

Однако, если в нашей левой прессе достаточно можно прочитать о контрреформе Косыгина, разрушившей,- как было сказано,- механизм обобществления совокупного прибавочного продукта, то о двух сталинских реформах, благодаря которым этот механизм был создан, и тем наипаче о самом факте его создания, вообще,- насколько мне известно,- никто, кроме меня, не говорит. Да и то ещё вдогонку несётся, что вот, мол,- такая-сякая Хабарова по сей день упорно поддерживает сталинские заблуждения.

Скажу на это так: нравится кому Хабарова или не нравится, но без учения о социалистической модификации стоимости, без теории обобществления прибавочного продукта и без истории его практического обобществления в Советском Союзе в правление И.В.Сталина никакой марксистской политэкономии в XXI веке быть не может и не будет, это я кому угодно гарантирую однозначно. Да её, политэкономии марксизма, без всего этого давно уже и нет; потому что, только будучи оснащена всем выше очерченным арсеналом, она в состоянии нынче дать ответ на наиболее мучающие нас вопросы, и реально такие ответы даёт.

Итак, сегодня пришло уже время восстановить историческую справедливость и к признанным нашим свершениям эпохи 30-х — 40-х годов добавить вот это, едва ли не коронное:

НАХОЖДЕНИЕ ФОРМЫ ОБОБЩЕСТВЛЕНИЯ ПРИБАВОЧНОГО ПРОДУКТА, создаваемого трудом работников социалистического общественного производства.

Или, нахождение «парного» к социалистической общественной собственности принципа доходообразования; или, нахождение конкретно-исторически свойственной социализму модификации товарно-денежных отношений, она же модификация закона стоимости. Или,- суммируя всё вышесказанное, — ВЫСТРАИВАНИЕ ЭКОНОМИКИ СОЦИАЛИЗМА КАК СИСТЕМЫ .

Социалистическая модификация стоимости сложилась уже по итогам первой генеральной реформы оптовых цен 1936-40гг. Она получила название «ДВУХМАСШТАБНОЙ СИСТЕМЫ ЦЕН», и это логично, поскольку цена, её структура — это ключевая категория для любой модификации стоимостных отношений. Для капиталистической модификации стоимости характерна так называемая «цена производства» — это себестоимость плюс средняя прибыль, образующаяся пропорционально вложенному капиталу.

Системным аналогом цены производства в социалистической экономике служит своеобразный комплект из двух цен:

цены не-товара, общественно-промежуточной продукции, не поступающей на рынок,- и цены товара, продукции общественно—конечной.

Цена не-товара носила название:

ОПТОВАЯ ЦЕНА ПРЕДПРИЯТИЯ и представляла собой сумму себестоимости и ЧИСТОГО ДОХОДА ПРЕДПРИЯТИЯ, или ПРИБЫЛИ.

Уточняю, что все приводимые здесь термины — это наша официальная терминология соответствующей эпохи, а не какие-то мои измышления. С этой конкретикой можно ознакомиться хотя бы по учебнику «Политическая экономия», изданному в 1955г. Чистый доход предприятия был единообразен по всему народному хозяйству и колебался в пределах нескольких процентов от себестоимости. Часть чистого дохода предприятия производственная единица использовала на свои нужды, включая сюда улучшение культурно-бытовых условий работников; часть же его изымалась в госбюджет в виде ОТЧИСЛЕНИЙ ОТ ПРИБЫЛЕЙ.

Выше уже упоминалось, что нетоварная, общественно-промежуточная продукция — это у нас была в основном продукция группы »А» отраслей общественного производства, или продукция производственно-технического назначения.

Что касается общественно-конечной продукции, то это была продукция группы «Б» отраслей общественного производства, она же реализуемый через торговую сеть потребительский товар.

Отпускная цена на эту продукцию называлась ОПТОВАЯ ЦЕНА ПРОМЫШЛЕННСТИ. Оптовая цена промышленности — это себестоимость плюс прибыль (т.е. оптовая цена предприятия), плюс ещё одна доходообразущая составляющая, НАЛОГ С ОБОРОТА. Налог с оборота,- повторю ещё раз,- в распоряжение предприятий не поступал, он целиком направлялся в госбюджет. В сумме с отчислениями от прибылей предприятий он образовывал ЦЕНТРАЛИЗОВАННЫЙ ЧИСТЫЙ ДОХОД ГОСУДАРСТВА.

И наконец, государственные розничные цены на товары личного потребления. Они, плюс к оптовой цене промышленности, включали в себя ещё издержки обращения и прибыль оптовой и розничной торговли.

И вот, та ценовая конструкция, которая в нашей, обобществлённой экономике системно аналогична ЦЕНЕ ПРОИЗВОДСТВА в экономике частнокапиталистической, это связка:

ОПТОВАЯ ЦЕНА ПРЕДПРИЯТИЯ ПЛЮС ОПТОВАЯ ЦЕНА ПРОМЫШЛЕННОСТИ.

Собственно, это и есть социалистическая модификация закона стоимости:

цена на продукцию производственно-технического назначения с минимальной доходообразующей составляющей в ней, в форме прибыли предприятия, ПЛЮС цена на потребительский товар, до отказа загруженная доходообразующей составляющей в форме налога с оборота.

Если средняя прибыль в цене производства складывается ПО КАПИТАЛУ, пропорционально его затратам, то главная доходообразующая составляющая социалистической модификации стоимости — налог с оборота складывается ПО ТРУДУ, пропорционально затратам в народном хозяйстве живого труда. Ведь налог с оборота извлекается из цены средств воспроизводства рабочей силы, но совершенно очевидно, что живого труда в обществе как раз столько и затрачено, сколько пошло средств на его воспроизводство.

И на сей раз термины «налог с оборота», «прибыль предприятия» вообще-то уже можно брать в кавычки, поскольку по своей экономической природе эти платежи — никакая не прибыль и никакой не налог, а это именно специфические конкретно-исторические формы, в которых при социализме аккумулируется общественный чистый доход. Видный советский экономист А.В.Бачурин писал в своей монографии 1955г.:

«… налог с оборота имеет характер неналогового дохода и его название не отвечает содержанию этой важнейшей части централизованного чистого дохода государства …» «… налог с оборота в СССР не имеет ничего общего с налогами на население, ибо является одной из форм чистого дохода социалистического общества… Всё это указывает на необходимость отказаться от названия «налог с оборота»… «… наиболее правильно было бы эту форму централизованного чистого дохода государства называть общегосударственным доходом.»

Скажу ещё в двух словах о второй, послевоенной генеральной реформе оптовых цен 1949 г.

Дело в том, что в период Великой Отечественной войны в ряде отраслей тяжёлой промышленности возникла дотационность, как и в конце 20-х — начале 30-х годов. Ну, а чего вы хотите от предприятия, которое,- к примеру,- вынуждено было эвакуироваться, на новом месте, подчас буквально в чистом поле, развёртывать от нуля производство, потом возвращаться по прежнему адресу? Чтобы оно вам прибыль ещё давало? Естественно, его надо было дотировать,- или, в противном случае, резко повышать отпускные цены на его продукцию.

Советское правительство пошло по пути жесткого удержания оптовых цен на продукцию тяжёлой промышленности на довоенном уровне. Стабильными оставались также цены на сырьё и топливо. Там, где возникала плановая убыточность, она гасилась дотациями. Это позволило на всём протяжении войны сохранять стабильными розничные цены в системе нормированной торговли. Нормированное снабжение предметами первой необходимости действовало повсюду на территории страны бесперебойно и безотказно. Причитания о какой-то уж очень голодной жизни в СССР во время войны — это в основном беллетристика позднейшего сочинения. На оккупированных землях, где успели похозяйничать фашисты и по которым дважды, а то и четырежды проходила линия фронта,- там после их освобождения положение, конечно, было порой удручающее. Но на территориях, которые под оккупацию не попали и не пострадали непосредственно от боёв, никто с голоду не умирал, это попросту досужие вымыслы.

С самого начала дотации промышленности и транспорту трактовались как временная мера и с 1 января 1949г. были прекращены. Цены на всю промышленную продукцию вернулись на уровень среднеотраслевой себестоимости плюс прибыль по нормативу до 5% от себестоимости. Спора нет, они несколько повысились, как и тарифы на грузоперевозки. На розничных ценах это не отразилось. По отраслям лёгкой и пищевой промышленности все удорожания были компенсированы государством за счёт налога с оборота.

А затем традиционная установка на снижение оптовых цен опять вступила в свои права. Оптовые цены снижались ежегодно и уже на 1 июля 1950г. сделались ниже, чем на старте генеральной реформы, а в 1953г. — ниже довоенных. Это было достигнуто в условиях полной отмени государственных дотаций и при обеспечении по всему народному хозяйству достаточного уровня рентабельности.

Распределение обобществлённого прибавочного продукта ПО ТРУДУ – регулярное снижение розничных цен плюс систематическое наращивание фондов неоплачиваемого общественного потребления.

Аграрная ценовая политика в сталинской модели.

ИТАК, совокупный прибавочный продукт сосредоточился в руках государства в виде централизованного чистого дохода государства (ЦЧДГ) – т.е., налога с оборота плюс отчисления от прибылей. Он аккумулировался на общехозяйственном, общенародном уровне, и это один из важнейших ОБЪЕКТИВНЫХ процессов в социалистической экономике.

Теперь его надо распределить. И вот второе, что мы должны по этой проблеме затвердить,- как говорится,- железно, это что распределение чистого дохода, или стоимости прибавочного продукта при социализме может совершаться, равным образом, только по ОБЩЕХОЗЯЙСТВЕННЫМ, ОБЩЕНАРОДНЫМ, ОБЩЕГОСУДАРСТВЕННЫМ КАНАЛАМ . Такими каналами являются проводимое государством в плановом порядке РЕГУЛЯРНОЕ СНИЖЕНИЕ БАЗОВЫХ РОЗНИЧНЫХ ЦЕН И СИСТЕМАТИЧЕСКОЕ РАСШИРЕНИЕ ФОНДОВ БЕСПЛАТНОГО ОБЩЕСТВЕННОГО ПОТРЕБЛЕНИЯ .

Как не может, ОБЪЕКТИВНО не может чистый доход в нормально функционирующем социалистическом народном хозяйстве аккумулироваться а сколь-либо значительных размерах в рамках отдельной производственной единицы, так не может быть при социализме и никакого дележа основной массы прибавочного продукта в денежном выражении на данном предприятии, внутри данного трудового коллектива. Всё это попросту троцкистская демагогия, с которой чем скорей и решительней мы покончим, тем будет лучше для дела.

Снижение розничных цен и наращивание фондов бесплатного общественного потребления — это наш системный аналог ПРИСВОЕНИЯ ПРИБЫЛИ ИНДИВИДУАЛЬНЫМ ИЛИ ГРУППОВЫМ КАПИТАЛИСТОМ КАК СОБСТВЕННИКОМ СРЕДСТВ ПРОИЗВОДСТВА. Как при капитализме прибавочный продукт присваивается частным владельцем средств производства в виде денежной прибыли, так мы — совладельцы обобществлённых средств производства — присваиваем наш совокупный, обобществлённый прибавочный продукт в виде регулярного снижения потребительских цен и постоянно растущего объема бесплатных или символически оплачиваемых социальных благ и услуг.

То, что происходит в данном случае у нас, в социалистическом обществе,- это есть РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ПО ТРУДУ. Никаких других способов распределить прибавочный продукт ПО ТРУДУ не существует в природе,- как мною было, наверное, уже сотни раз повторено по каждому сколь-либо уместному поводу.

То, что происходит в данном случае в частнособственническом обществе,- это есть РАСПРЕДЕЛННИЕ ПО КАПИТАЛУ, или, как иногда его называют, распределение по стоимости.

С проблемой распределения у нас длительное время связана путаница, от которой давно бы уже пора избавиться, поскольку она крайне мешала — и до сего дня мешает — правильно во всей этой проблематике разобраться. В чём эта путаница заключается? Теоретики наши никак не могут для самих себя и для других уяснить, что «распределяется по труду» никоим образом не заработная плата, но только прибавочный продукт, или чистый доход.

Экономическая функция заработной платы — это возмещение затрат рабочей силы, и в этом качестве заработная плата является составной частью себестоимости продукции. Возмещению подлежат как капитальные, так и текущие затраты по воспроизводству рабочей силы. Капитальные затраты пошли в основном на предыдущую подготовку работника, на его обучение и пр., т.е. на то, чтобы он достиг той степени профессионализма, той квалификации, мастерства, опытности, которыми он реально располагает. А также на то, чтобы эта его профессиональная ценность постоянно поддерживалась на должном уровне. Возмещение капитальных затрат на воспроизводство рабочей силы — это основное экономическое содержание тарифной ставки или должностного оклада, равно как различных квалификационных категорий и т.п. Это, так сказать, строка в штатном расписании.

А текущие затраты, они в большей мере указывают на то, как работник этим своим профессиональным потенциалом распорядился на том конкретном месте, где он в данный момент трудится: как он справляется с плановым заданием, какое место занял,- допустим,- в социалистическом соревновании, насколько вообще добросовестен и прилежен в труде и т.д. Это система различных поощрительных надбавок к ставке и окладу, премиальных выплат и т.п.,- которые могут быть частично предусмотрены в фонде заработной платы, частично осуществляются из прибыли предприятия. Но это, строго говоря, опять-таки не имеет ещё отношения к распределению по труду.

Распределяется же по труду при социализме основная масса вновь произведённой стоимости, которая приняла форму централизованного чистого дохода государства. Напомню, что в правильно функционирующей социалистической экономике, т.е. в сталинской экономической модели централизованный чистый доход государства — это, фактически, денежное выражение накопленной за данный период экономии от повышения эффективности хозяйствования. Часть этой экономии государство и передаёт трудящимся в виде очередного снижения розничных цен. Конкретно это делается за счёт налога с оборота. Значительная доля накоплений уходит по другому каналу — на расширение сферы бесплатного общественного потребления. Существуют подсчёты, согласно которым на каждую семью при Советской власти приходилось по этой линии 12-15 тыс. долл. в год.

При снижении потребительских цен государство должно сохранить их равновесный характер,- что при Сталине и выполнялось безукоризненно. Старшее поколение помнит, что сталинские снижения цен никогда не влекли за собой вспышек ажиотажного спроса, прилавки не только не пустели, но становились ещё изобильней, а народ ещё более спокойно относился к этому изобилию.

Сохранение равновесного характера цен при их систематическом массовом снижении возможно исключительно лишь в том случае, если в народном хозяйстве действительно имеет место экономия затрат по всем общественно-технологическим цепочкам, повышается производительность труда и растет выпуск товаров. Поэтому при правильной, марксистски обоснованной ценовой политике социалистического государства УРОВЕНЬ БАЗОВЫХ РОЗНИЧНЫХ ЦЕН выступает в социалистическом обществе как системный аналог СРЕДНЕЙ НОРМЫ ПРИБЫЛИ при капитализме. Тенденция к неуклонному понижению потребительского ценового уровня в сталинской модели аналогична ПОНИЖАТЕЛЬНОЙ ТЕНДЕНЦИИ НОРМЫ ПРИБЫЛИ в буржуазном хозяйстве.

Для капиталиста удостоверением того, что он грамотно и эффективно вёл своё дело, служит получение им нормальной средней прибыли. Для хозяйственных органов социалистического государства таким удостоверением служит то, что они смогли завершить плановый период массовым снижением потребительских цен без потери равновесия на товарном рынке. Уровень равновесных розничных цен для нас такая же КРИТЕРИАЛЬНАЯ ВЕЛИЧИНА, как норма прибыли в так называемой рыночной (частнособственнической) экономике.

Иногда можно слышать, будто снижение розничных цен в сталинскую эпоху достигалось благодаря одновременному срезанию расценок на производстве. Надо прямо сказать,- помимо того, что это попросту не соответствует действительности, это и вообще махровая чушь. Любая попытка снизить цены подобным способом, без реального наращивания выпуска товаров и их реального удешевления, т.е. без соответствующего снижения их себестоимости, вызвала бы волну ажиотажного спроса и мгновенное опустошение прилавков, плюс недополучение дохода госбюджетом. Стоит ли уточнять, что ничего похожего при действии сталинской экономической модели никогда не наблюдалось.

Что нам ещё осталось обговорить.

Нам осталось ещё зафиксировать, что СУММАРНЫЙ ГОДОВОЙ ОБЪЁМ – или, если угодно, «лаг» — СНИЖЕНИЯ БАЗОВЫХ ПОТРЕБИТЕЛЬСКИХ ЦЕН, это для наших условий НАРОДНОХОЗЯЙСТВЕННЫЙ КРИТЕРИЙ ЭФФЕКТИВНОСТИ. Он может рассматриваться как системный аналог ПРИРОСТА НАЦИОНАЛЬНОГО ДОХОДА в капиталистических странах.

Вне всяких сомнений, чрезмерно увлекаться этими аналогиями не следует, они не буквальные; но всё же проведём ещё одну.

ЛОКАЛЬНЫМ КРИТЕРИЕМ ЭФФЕКТИВНОСТИ – т.е., показателем эффективности хозяйствования в рамках отдельно взятой производственной единицы — для нас должно служить СНИЖЕНИЕ СЕБЕСТОИМОСТИ ПРОДУКЦИИ данного производственного звена. Но при одном обязательном условии,- что у потребителя данной продукции, или «соседа справа», за счёт удешевления этих поставок себестоимость также снижается, а не растёт. Это требование в нашей экономике, даже в её лучшие времена, далеко не всегда соблюдалось. Но если его возвести в норму хозяйственного законодательства,- что, кстати, предлагается в нашем проекте новой редакции Конституции СССР 1997г.,- то оно поставит прочный заслон попыткам снижать себестоимость посредством ухудшения качества изделия.

СНИЖЕНИЕ СЕБЕСТОИМОСТИ ПРОДУКЦИИ и динамика этой величины при социалистическом хозяйствовании примерно аналогичны динамике ЧИСТОЙ ПРИБЫЛИ частного владельца средств производства при капитализме. Снова повторяю, однако, что аналогии эти — именно системные, а не буквальные, и излишне увлекаться ими не стоит.

И ещё один важнейший вопрос, который нельзя обойти молчанием,- это аграрная ценовая политика социалистического государства.

В сталинской экономической модели предполагалось, что техническое обслуживание колхозов осуществляется посредством машинно-тракторных станций — МТС. МТС, это были государственные предприятия, где текущий производственный процесс подчинялся соответствующей хозяйственной дисциплине, а крупномасштабное расширенное воспроизводство технической базы финансировалось из госбюджета. Конечно, колхозы оплачивали работу МТС, но любой прокат техники всегда обходится намного дешевле, чем её полное содержание.

Таким образом, из себестоимости сельскохозяйственной продукции как бы изымалась весьма существенная доля общих затрат, их фактически брало на себя государство. С экономической стороны тут не было никаких натяжек: всё делалось очень хитро, в хорошем смысле слова, и изящно. Эта экономическая хитрость позволяла держать стабильно низкими заготовительные цены на сельхозпродукцию. А это, в свою очередь, выступало одной из решающих предпосылок, обеспечивавших периодические массовые снижения розничных цен.

Разрушение сталинской экономической модели (социалистической модификации стоимости): третья — «косыгинская» — генеральная контрреформа оптовых цен 1965-67гг.

Неискоренённость антисталинизма в «левом» движении – главная причина его сегодняшней неэффективности.

И В ЗАКЛЮЧЕНИЕ несколько слов о реформе оптовых цен 1965-67гг.

Сразу после смерти И.В.Сталина резко активизировались нападки на двухмасштабную экономическую модель, посыпались «доказательства», будто в двухмасштабной модели закон стоимости «нарушен», цены на средства производства «скошены от стоимости вниз» и т.п. К середине 50-х годов экономическим диверсантам удалось добиться от высшего партийно-государственного руководства страны решения о том, что впредь цены на всю продукцию, без разделения её на товар и не-товар, должны строиться, фактически, по схеме «цены производства» в капиталистическом хозяйстве. В ценах любой продукции доходообразующая составляющая должна была теперь формироваться пропорционально затратам овеществлённого, а не живого труда: т.е., пропорционально стоимости пошедших на изготовление продукции производственных основных фондов и материальных оборотных средств.

А поскольку затраты овеществлённого труда могут быть измерены и учтены лишь непосредственно в производственной ячейке, то тем самим весь процесс доходообразования «сдёргивался» с народнохозяйственного уровня опять на локальный. Т.е., целенаправленно разрушалась,- как было уже сказано,- сама базисная конструкция обобществления совокупного прибавочного продукта. Этот диверсантский удар был столь катастрофически точен, что лично я не верю, будто всё это произошло непреднамеренно, по ошибке или недомыслию. Какая-то из работавших над этим паскуд,- причём, паскуда крупная,- прекрасно понимала, что творит.

Получился своего рода «НЭП наоборот»; но если в начале 20-х годов возврат к капиталистическому цено- и доходообразованию был оправдан тем, что соответствующего социалистического принципа просто ещё не существовало, то теперь вполне сложившийся СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ механизм доходообразования оказался варварски разрушен,- неизвестно, во имя чего. Социалистическая общественная собственность опять осталась без адекватного ей принципа аккумуляции чистого дохода, но если в 20-х годах мы имели исторически логичную, хотя и не очень приятную временную стадию нашего развития, то теперь это была уже стопроцентная информационно-интеллектуальная диверсия.

Изменив принцип доходообразования, «реформаторы»,- естественно,- даже и не вспомнили о том, что схема «цены производства» эффективна только в условиях капиталистической конкуренции, т.е. свободного перелива капиталовложений. Но у нас-то ведь этого не было. И в то же время установка на снижение оптовых цен,- которая, как мы уже разбирали, при социализме системно замещает конкуренцию,- также оказалась сдана в архив. Иначе говоря, практически отключились все разумные рычаги принуждения хозяйствующей ячейки к добросовестной и высокопроизводительной работе.

При таком раскладе быстро обозначилась зависимость извлекаемого,- как будто бы,- «дохода» попросту от голого объёма сделанных в производстве материальных затрат. Выгодной для производителя сплошь и рядом становилась продукция материалоёмкая, консервативная и даже регрессивная по заложенным в неё технико-технологическим решениям. По существу, эта система подталкивала изготовителя продукции к бесхозяйственности и поощряла эту бесхозяйственность. Вот исток ДЕЙСТВИТЕЛЬНОГО, а вовсе не надуманного кризиса, который охватил советскую экономику в предперестроечные десятилетия.

И вот почему ответ на вопрос, куда нам возвращаться, в какую точку нашей предыдущей эволюции, может быть только один: возвращаться придётся к Сталину. Конечно, не цитатно, конечно, не ностальгически, конечно, с учётом всего накопленного огромного опыта, как положительного, так я отрицательного; но в базисном, структурном плане мы выше, чем при нём, не поднимались за всю историю нашего народа и нашего государства. Полвека мы с тех высот ползли в нынешнюю яму, и на сей день,- к великому сожалению,- есть с чем сравнивать. Остаётся лишь надеяться, что назад карабкаться не полвека будем. Но это зависит уже от того, как скоро движение созреет до окончательного и бесповоротного разрыва с любыми разновидностями антисталинизма — и явными, и замаскированными.

У нас ведь проблема не в том, что нет — якобы — ценных, продуктивных идей и концепций; проблема в том, что движение в целом, как таковое, к этим идеям и концепциям абсолютно невосприимчиво. Вот весь этот материал я в полностью разработанном виде излагала пять лет назад на Молодёжном семинаре при Госдуме. Сколько же ещё пятилеток потребуется, чтобы была взята на вооружение теория социалистической экономики, против которой нормальному человеку возразить нечего, при изложении которой нормальный советский человек радоваться должен и преисполняться чувством гордости за свою страну, а не злобствовать и брюзжать?

Вот это и есть антисталинизм в действии. И если это его действие будет невозбранно продолжаться,- судите сами, какие перспективы могут нас ожидать.

Чжао Янь
«Сталинская модель» в исследованиях китайских учёных

Сталин является важнейшей исторической фигурой, которая ока-зала большое воздействие на весь мир. Как крупнейшая историческая личность века, Сталин, его идеи и деятельность были и остаются предметом исследования русских и зарубежных учёных, а в Китае «сталинской модели» уделяется особое внимание. За несколько десятилетий китайские учёные написали большое количество статей и книг, посвящённых исследованию «сталинской модели». Особенно большой интерес к этой теме проявился после распада Советского Союза, когда стали предприниматься попытки переоценить самую модель и найти настоящие причины распада Советского Союза.
Исследование данной темы в Китае можно разделить на 2 этапа. В первые десять лет среди китайских учёных выявились два противоположенных подхода. Сторонники одного из них полностью отвергли «сталинскую модель», а другие остались последовательными приверженцами Сталина, стиля и духа его правления. С вхождением в новый век, особенно после десятилетнего обсуждения и изучения данной проблематики, абсолютное большинство учёных стало рассматривать «сталинскую модель» с более рациональных и объективных позиций. По неполным данным, за последние годы в журналах и газетах было опубликовано более ста статей, где выражаются новые взгляды ки-тайских учёных на «сталинскую модель».
Их работы главным образом посвящены следующим вопросам:
1. О термине «сталинская модель»
Что такое «сталинская модель»? По этому вопросу среди китайских ученых существует разногласие. Одни считают, что «сталинская модель» является советской моделью, где можно выделить «основную» и «конкретную» составляющие, по которым построили социализм в Советском Союзе. В основную составляющую входят: система диктатуры пролетариата, которая была создана под руководством рабочего класса на основе союза рабочих и крестьян, экономическая система, главными признаками которой являются общественная собственность на средства производства и социалистический принцип распределения по труду, а также культурная жизнь, идеологической основой которой служил марксизм-ленинизм. Основная составляющая отражала су-щественный признак и главный принцип социализма, отвечала объективному требованию закономерности общественного развития. А конкретная - была формой осуществления основной составляющей, результатом сочетания всеобщей истины Октябрьской революции и конкретной общеполитической обстановки. Поэтому основная составляющая «сталинской модели» всегда явилась коренной, первостепенной, а конкретная - второстепенной. Отсюда то, что отражало часть основной социалистической системы, оказалась верным, и этого нельзя отрицать, иначе не было бы основания говорить о социализме.
Что же касается конкретной составляющей, имевшей место в практике социалистического строительства, то здесь разрешалось допускать ошибки. Её нельзя полностью отрицать и нельзя полностью поддерживать. И хотя после смерти Сталина в Советском Союзе сильно изменилась политическая и экономическая ситуация, социалистическое строительство и дальше осуществлялось в русле сталинской модели. По словам Чжоу Синьчэна, «сталинская модель» - это и есть форма конкретной реализации социализма в Советском Союзе.
Другие отмечают, что «сталинская модель» является социалистической моделью, сформированной во время правления Сталина. По их мнению, нельзя путать сталинскую модель и модель Советского Союза. Первая модель входит в состав второй. Так, Чжэн Ифань считает, что за более чем семидесятилетний период после победы Октябрьской революции в Советском Союзе сформировались две модели: военно-коммунистическая модель, которая была подвергнута отрицанию В.И. Лениным, и модель НЭП, отвергнутая И.В. Сталиным. Таким образом, «сталинская модель» явилась продолжением и развитием военно-коммунистической модели.
Третьи подчёркивают, что сталинская модель является общественной моделью, сформировавшейся во время правления Сталина. Это общее название руководящей теории, системы и политики социализма Советского Союза при Сталине. Чтобы хорошо понять сталинскую мо¬дель, надо прежде всего отличать сталинскую модель от сталинской системы, от сталинизма, от общественных движений, социальных проблем Советского Союза при Сталине, от деятельности Сталина и от социалистической модели. Шэнь Цзуну считает, что сталинская модель является одной из форм социалистической модели. Обладая её основными призна-ками, она имела свои особенности, в частности, высокую концентра-цию плановой экономики и чрезмерную концентрацию власти.
Однако нужно отметить, что все так называемые реформы, проводимые после Сталина руководством бывшего Советского Союза, в основном проходили в русле сталинской модели. Поэтому, когда речь идёт о социалистической модели Советского Союза, мы обычно имеем в виду сталинскую модель. С этим положением практически не спорят в кругу китайских учёных.
2. Особенности сталинской модели
Большинство китайских учёных считает, что сталинская модель имела и всеобщность, и личный характер. Она характеризовалась своей высокой концентрацией в экономике, в политике и культуре. За последние годы некоторые учёные подвели итоги сталинской модели в сравнении с основными особенностями научного социализма. Сюй Хункан отметил, что сталинская модель - это продукт общественного кризиса Советского Союза, когда марксизм дошёл до особенного исторического периода. Это продолжение марксизма на русской почве. Сталинская модель продолжала марксизм-ленинизм, но не полностью отражала основные особенности научного социализма. Основными целями марксизма является борьба против капитализма, свершение социалистической революции, установление диктатуры пролетариата, необходимой для построения коммунизма, освобождение всего человечества. Самое большое отличие между сталинской моделью и марксизмом заключается в том, что первое является выбором модернизации, а второе относится к категории постмодернизации. По его мнению, сталинская модель - это неполное применение научного социализма в отсталых странах. Подобную точку зрения изложил Цзо Фэнжун: свободное развитие каждой личности и общества, в котором человек добивается реализации самого себя, являются главной идеей марксизма, сущностью социализма. А сталинская модель расходилась с главной идеей марксизма. Как говорит Чжан Гуаньмин: если основная идея марксизма - это план + демократия, то основная идея сталинской модели - это план + диктатура.
Конечно, существуют и другие мнения. Так, некоторые учёные считают, что сталинская модель - это не высокая, а чрезмерная концентрация власти. Хотя здесь разница только в одном слове, но его понимают совсем по-разному. В определённый исторический период, и в определённых исторических условиях высокая концентрация сыграла заметную положительную роль, а чрезмерная концентрация всегда была противоположена марксизму.
3. Причины становления сталинской модели
О причинах становления сталинской модели существуют разные мнения. Многие учёные считают, что становление сталинской модели - это результат действий разных факторов: например, исторический фактор, международная и внутренняя обстановка того времени, особенная ситуация 20-30гг., аграрная страна, внутрипартийный фактор, фактор личности, влияние теории марксизма и т.д. В последнее время были выдвинуты и новые точки зрения. Лю Тяньцай считает, что глубокая причина становления сталинской модели заключается в культурных традициях русской национальности. Он в своей статье «Глубокая причина становления сталинской модели» отметил, что плохие природные условия дали возможность сплотить русских людей, и они сообща преобразовали и победили природу, на этой основе сформировалась традиционная экономика России. По его мнению, в традиционной экономике, т.е. в казённой экономике, где традиции и обычаи определяют практику использования ограниченных ресурсов, важнейшую роль играет государство. В политике такого государства преобладают милитаризм, этатизм и абсолютизм, пропагандирующие максимальное подчинение интересам власть предержащих. И эти политические традиции предоставили политическую почву становления сталинской модели. Лю даже считает, что в русской культуре есть много традиционных факторов таких, например, как идея Мессии (т.е. Россия является единственной избранной Богом страной, имеет свою миссию, всегда готова стать литером и спасителем); община, в традициях которой отражается больше романтизма, чем разума, послушание русского народа, юродство и др. Все эти факторы в значительной степени способствовали становлению соответствующих особенностей сталинской модели.
Шэнь Цзуну предложил новый взгляд с точки зрения изменений общественных систем. Он считает, что замена НЭП сталинской моделью является изменением внутри социалистической системы, и даже удачным и типичным изменением системы под руководством правительства. По его мнению, НЭП и сталинская модель и есть практические формы социалистической системы. Они имеют общность, но отличаются в своей конкретной реализации. Сталинская модель характеризуется командной экономикой, высокой концентрацией власти, тоталитарной идеологией. Механизм её разработанной тактики отличается от мер НЭП. Поэтому замена НЭП сталинской моделью является важным из-менением системы, реформами внутри социалистической системы.
Хотя абсолютное большинство учёных показывает историческую неизбежность становления этой модели с разных точек зрения, Цзо Фэнжун выразила своё собственное мнение. Она считает, что сталинская модель не является неизбежностью, хотя она имеет общественную почву своего формирования. В Советском Союзе существовали ещё и другие социалистические модели, выдвинутые В.И. Лениным, Н.И. Бухариным и др.
4. Сталинская модель и распад Советского Союза
По этому вопросу существует две противоположные точки зре-ния.
Часть учёных считает, что именно сталинская модель привела к распаду Советского Союза. Они отмечают, что догматически понятый марксизм вопреки историческим и реальным условиях Советского Союза и России, стремление только к коллективной форме собственности, превращение диктатуры пролетариата в диктатуру одной партийной личности неизбежно привели к распаду Советского Союза. В сталинской модели, таким образом, неверно воплотились особенности социализма в реальных условиях. Что такое социализм и как его строить в отсталых странах - всё это осталось на уровне вопросов. Отсюда данная модель ""не отвечала требованию времени"" и привела к краху Советский Союз, а заодно и социализм восточных стран.
Чжан Юйлун считает, что теория «построение социализма в одной стране» привела к распаду Советского Союза. Хотя эта теория внесла свой вклад в дело социализма, она содержала в себе и много недостатков. Во-первых, ошибочно посчитали социализм 1936 г. первым периодом коммунизма по учению Маркса (социализм Советского Союза - это современная утопия). Во-вторых, отклонились от общей закономерности развития мировой истории, однобоко преувеличивая меру ""обгона"" и ошибочно считая, что превосходить строй капитализма - это обогнать современную цивилизацию, строить чистейшую социалистическую экономическую систему. Теория всегда должна руководить практикой, поэтому распад Советского Союза стал неизбежным.
Сюй Куй отметил, что недостатки компартии Советского Союза сталинской модели привели Советский Союз в тупик, поэтому и крах компартии произошёл раньше распада Советского Союза. Сталин превратил компартию в политическое орудие господства над государством и народом: в партии совсем не было демократии, а была только концентрация власти, секретная система, коммунисты не имели никаких прав, они стали равнодушны к партийному руководству и партийной политике. Поэтому, когда в 1991 году компартия Советского Союза была запрещена, никто из коммунистов не выступил вперёд и не защитил свою партию.
По мнению Лю Кэмина, неправильное решение отношений с капитализмом является причиной распада Советского Союза. Он отметил, что Сталин выдвинул теорию, противоположенную мировому рынку, осуществляя которую Советский Союз долго оказывался закрытым и изолированным от внешнего мира. Это вело также к отказу от достижений науки и техники западных стран и их опыта управления. Включившись в гонку вооружений с Соединёнными Штатами, Сталин сделал экономику Советского Союза в высшей степени милитаризированной. Такая экономическая модель снизила уровень жизни народа, вызвала большое недовольство населения, что не могло не привести к распаду Союза.
Противоположенных точек зрения придерживаются Чжоу Синь-чэн, У Эноань и др.
Чжоу Синьчэн считает, что ошибки и недостатки сталинской модели имеют определённую связь с распадом Советского Союза, но эта связь не между причиной и следствием. По его мнению, партийная политика сыграла здесь очень важную роль. Она имела возможность продвинуть вперёд дело социализма путём реформ и исправления ошибок. Однако основной и решающей причиной неудач явилась политика гуманного демократического социализма М.С. Горбачёва, которая нарушила основные принципы марксизма и разрушила социализм. Иными словами, причина распада Советского Союза заключается не в том, что плохо строили социализм, а в том, что не продолжили строить социализм.
Об этом же говорит и У Эньюань, который отмечет, что когда компартия Советского Союза добились больших успехов, в сталин-ской модели стало накапливаться всё больше ошибок, среди которых: высокая концентрация системы экономического управления, догматизм, привилегии, отрыв от масс и т.д. Каждый из этих факторов сыграл свою роль в гибели Советского Союза. Но, как заболевший тяжёлой болезнью человек не обязательно умрёт, так и компартия Советского Союза, имевшая свои положительные моменты, была жизнеспособной. Нужно было только исправлять допущенные ошибки и продолжать развивать имевшиеся успехи.
Гао Фэн выразил своё собственное мнение с точки зрения законодательства. Причины краха Советского Союза многогранны, но самой важной является внутренняя. Он отмечет, что реформа провалилась из-за неумелого руководства М.С. Горбачёва, но корни болезни таились в сталинской модели. Сталин ликвидировал демократию, проводил политику деспотизма и тем самым преградил дорогу реформам. Жаль, что все руководители после Сталина продолжили систему сталинского периода. Поэтому основной причиной распада Советского Союза является то, что в конституции не было конституционного управления, не было законов, не было верховенства законов (т.е. правление осуществлялось по воле правителя).
5. Общие оценки сталинской модели
Как оценивать сталинскую модель? Этот вопрос всегда вызывал споры среди учёных, среди которых немало тех, кто полностью под-держивает такой стиль правления. По их мнению, недостатки сталинской модели как простуда и насморк, а потому здесь нет ничего страшного.
Чжоу Синьчэн в статье «Анализ социалистической модели Советского Союза» написал: как оценивать сталинскую модель - это не только научный вопрос, но и важный политический вопрос, связанный с судьбой компартий и социалистических стран. Мы должны стоять на позициях пролетариата, использовать метод марксизма, научно и позитивно оценивая эту модель. Сталинская модель - это сочетание народом основных принципов марксизма с реальными обстоятельствами страны. Советский Союз - это первая в мире социалистическая страна, которая не имела никакого опыта. Поэтому удачный или неудачный поиск своего пути стал драгоценным богатством для международного коммунистического движения и предоставил богатый опыт шедшим вослед социалистическим странам. Мы должны снисходительно относиться к ошибкам и недостаткам, допущенным в процессе поиска. Нельзя смеяться над предшественником, тем более, атаковать его. Нельзя и полностью отрицать его, ибо это не соответствует марксистскому отношению к вопросу. По этой же причине нельзя то и дело го-ворить о ""поражении"".
Подобного мнения придерживается и У Эньюань. Он отмечает, что без заимствования опыта Советского Союза, который построил первый в истории человечества социализм с особенностями сталинской модели, не обойтись. И хотя современники по-разному оценивают сталинскую модель, следует все-таки признать, что она решила два важных вопроса на пути развития Советского Союза: существование и развитие. Советский Союз не только победил фашистов, но и продвинул процесс модернизации страны.
Шэнь Цзуну подтвердил историческое место и достижения сталинской модели. Он считает, что сталинская модель является инновацией систем, формой общественной практики и путём развития страны. С точки зрения объективного эффекта, сталинская модель сыграла плодотворную роль в быстром осуществлении модернизации, в создании крупной промышленной базы, передовой науки и культуры, в укреплении оборонной основы и в других областях. С точки зрения модернизации, Советский Союз взял на себя большую ответственность за экономику и отсталую культуру, при этом он стоял перед угрозой внутренних и внешних врагов. В такой обстановке сталинская модель помогла стране быстрым темпом осуществить модернизацию и выйти из трудного положения.
Выступая против вышеперечисленных мнений, Чжэн Ипин и Гун Хайлин отмечают, что сталинская модель не способствовала решению основных задач социализма, строительству социалистической демократии и законодательству, сплочению народов и расцвету науки и культуры, не соответствовала и ленинским идеям о строительстве социализма и, в итоге, препятствовала быстрому развитию экономики.
Сяо Фэн подчеркивает, что сталинская модель является извилистой и закостенелой моделью социалистической практики. Хотя эта модель сыграла огромную роль в истории страны и добилась больших успехов, но в современных условиях она должна быть полностью преобразована. По его мнению, чем больше отрицать элементы модели, тем лучше, ибо модель Советского Союза не обязательно подходит другим странам. По этой причине сталинскую модель в основном надо отрицать.
История, по словам Чжан Гуанмина и Ли Чжунюя, после полувековой попытки реализовать сталинскую модель, показала нам, что модель была неудачна. Она была замкнута и консервативна, не способна себя регулировать, ограничивала активность масс и задерживала продолжительное развитие производительных сил общества.
Цзо Фэнжун тоже считает, что в сталинской модели отсутствовал механизм исправления ошибок, что модель не отвечала требованию развития современного общества.
Хотя учёные дали разные оценки сталинской модели - и положительные, и отрицательные, все они пришли к единому мнению: чтобы дать более научные оценки, надо придерживаться позиции марксизма, пользуясь методами диалектического и исторического материализма. Беспристрастный анализ и справедливые оценки помогают нам извлечь уроки из исторического прошлого и приобрести опыт. А всё это, несомненно, имеет огромное значение для модернизационного процесса построения социализма с китайской спецификой. Распад Советского Союза стал для нас хорошим уроком: социализм непременно должен отвечать велению времени и сочетаться с реалиями страны; нельзя копировать историю и перенимать модели других стран, а надо искать свою модель, соответствующую реалиям и специфике своей страны.

Чжоу Синьчэн, проф. Народного университета Китая, долгие годы занима-ется исследованием социализма Советского Союза. «Анализ социалистической модели Советского Союза», Наука и исследование, 2004(8); Сунь Голи, «Сведение об исследовании сталинской модели в новый век», Исследование истории компар-тии Китая, 2011(2).
Чжэн Ифань, научный сотрудник центрального бюро переводов и редакти-рования, советник
Центра по исследованию России. «Причинная связь сталинской модели», Ис-следование и спор, 2009(2).
Шэнь Цзуну, научный сотрудник Института марксизма-ленинизма Акаде-мии общественных наук Китая, автор книги «Современное переосмысление ста-линской модели» (2004 г.), «Переоценка сталинской модели - необходимость, способ и др.», Исследование марксизма, 2003(1).
Сюй Хункан, «Заново переоценивать сталинскую модель», 2005, 3-11, www.blogcn.com
Цзо Фэнжун, «Научно познать Сталина и сталинскую модель», Исследова-ние международной политики, 2006(1).
Чжан Гуаньмин, «Существенные особенности сталинской модели», Иссле-дование России, 2003(1).
Гао Фан, «Переосмысление о социалистической модели и её перспектива», дискуссионная трибуна марксизма, 2009(7).
Лю Тяньцай, проф. Хуайбэйского педагогического университета, направле-ние исследования - современное международное коммунистическое движение, ключевая тема его исследования - теория и практика строительства бывшего Со-ветского Союза.
Цзо Фэнжун, специалист по исследованию проблем сильного изменения Советского Союза, «Научно познать Сталина и сталинскую модель», Исследование международной политики, 2006 (1).
Би Чуньли, «Обзор исследований сталинской модели в новый век», Вестник Китайского нефтяного университета, 2007 (1); Лян Юйцю, «Размышление над сталинской моделью», Вестник Института шаньсиского кадрового управления молодёжи, 2001(3).
Чжан Юйлун, «Вклад и недостатки—анализ двойственности сталинской модели», Учёный периодик, 2002(4).
Сюй Куй, «Особенности и крах компартии Советского Союза сталинской модели», Исследование международной политики, 2002 (3).
Лю Кэмин, «Сталинская модель: неправильно решить отношения с капита-лизмом», Среднеазиатско-восточное исследование России, 2004(4).
Су Инчунь, «Исследование вопросов о Сталине в новый век», Вестник синьцзянского педагогического университета, 2008(2); Чжоу Синьчэн, «Анализ социалистической модели Советского Союза», Наука и исследование, 2004 г. №8.
У Эньюань, историк, научный сотрудник АОН Китая, направление иссле-дования: история России, «Размышление над ходовыми точками зрения по вопросу об уроках распада Советского Союза», Исследование марксизма, 2005 (3).
Гао Фэн, «Размышление о социалистической модели и её перспектива», дискуссионная трибуна марксизма, 2009(7).
Чжоу Синьчэн, «Анализ социалистической модели Советского Союза», Наука и исследование, 2004(8)
Чжэн Ипин, Гун Хайлин, «Перемышление сталинской модели», Сюехай, 2003(2).
Би Чуньли, «Обзор исследований сталинской модели в новый век», Вестник Китайского нефтяного университета, 2007 (1); Сяо Фэн, «Мой взгляд на Сталин-ские вопросы», www.people.com.cn, 10.10.2005.
Чжан Гуанмин, «Основные особенности сталинской модели», Исследование России, 2003 (1).

Валентин Катасонов: Корпорация Сталина. Советский Союз при Сталине был самой настоящей корпорацией с мощной экономической системой. Сталин и большевики учли ошибки, которые привели Россию в зависимость к мировым финансовым кланам.

Валентин Катасонов: Сталинская экономика, это не синоним советской экономики, не синоним социалистической экономики. Условно мы можем говорить о советской экономике, как периоде с конца 17-го года до конца 91-го года, это 74 года в чистом виде. А вот в рамках этого достаточно длинного периода было несколько этапов, несколько фаз, и тут надо аккуратно и тонко разбираться в том, как была устроена социально-экономическая модель в рамках отдельной фазы. Потому что, часто методологически неверно начинается дискуссия относительно того, была плоха или хороша советская или социалистическая модель экономики. И при этом как бы сразу берётся весь период. На самом деле надо обсуждать отдельные фазы, потому что, были нюансы, и были кардинальные отличия социально-экономических моделей в рамках вот этого периода, семьдесят четыре года.

Любой грамотный человек из учебника истории знает, что сначала был период военного коммунизма. Потом был период НЭПа, потом была индустриализация. Потом была война и послевоенное восстановление экономики. А потом уже был некий период мирного социалистического строительства, который плавно переходил в застой, в загнивание и всё это кончилось крахом Советского Союза, под обломками которого и погибла вот эта самая модель экономики. Одна из модификаций.

Надо сразу же определять предмет дискуссии, предмет спора, предмет анализа. С моей точки зрения конечно, наиболее интересным этапом советского периода является именно тридцатилетний период: период с конца двадцатых годов, и примерно до середины, с некоторыми допущениями, до конца пятидесятых годов. Максимум, это тридцать лет. И надо сказать, что критики социализма, критики Советского Союза, они очень лукаво поступают. Они в основном все аргументы черпают из того периода, который мы называем застойным периодом. Там действительно много негатива, там действительно много вещей, которые можно назвать отклонениями от сталинской модели экономики. Не просто даже отклонениями, а это были такие пробоины в советской экономике, которые и привели к тому, что корабль, на борту которого было написано СССР, пошёл ко дну.

В рамках сталинского периода, как мы говорили, там тоже можно выделить три подпериода.

— Это тридцатые годы, условно, индустриализация. Можно сказать, что это не только индустриализация, но это строительство основ социализма. Так по крайнеё мере было зафиксировано в 36-ом году, когда принималась новая конституция. Можно ещё говорить о том, что это была мобилизационная модель экономики. Но это не противоречит определению этого периода, как периода индустриализации.

— Дальше это сороковые годы. Естественно, я так упрощаю немножко, потому что, это имеет точечную точку 22-го июня 41-го года. А вот окончание этого периода, всё-таки, я считаю, это конец 47-го, начало 48-го года. Обычно некоторые исследователи приурочивают это к завершению денежной реформы Сталина. А она проходила в декабре 47-го года.

— Третий период, он с моей точки зрения является особенно интересным. Он, может быть, самый короткий. Это 48-49-й года и можно сказать уверенно, до середины пятидесятых годов. С некоторыми допусками можно сказать, что это 56-57-й год, максимум 59-й год. Я потом постараюсь объяснить, почему я называю такие даты.

Если взять весь сталинский период, то я условно бы так определил.

Первую точку, стартовую точку, это 29-й год. Это начало пятилетки. Ну а завершающая временная точка, я бы, всё-таки, для наглядности и убедительности сказал, что это двадцатый съезд партии, на котором был зачитан секретный доклад Хрущёва, и как пишут учебники, произошло развенчание культа личности. Но, на самом деле, удар наносился не только по личности Сталина. Фактически ставилась под сомнение модель социально-экономическая, предыдущего периода советской истории. Это в каком-то смысле развязало руки Хрущёву для того, чтобы он начал свои эксперименты в области экономики. Но об этом мы будем говорить позднее.

Я ещё позволю себе напомнить некоторые ключевые признаки этой модели. В принципе некоторые из тех признаков, которые я назову, они присутствовали, может быть, даже до рождения сталинской модели экономики. И некоторые из них существовали до последних лет существования Советского Союза. Понятно, что некоторые элементы и некоторые признаки просто размывались, или наоборот, не были оформлены в первые годы. Такие признаки, прежде всего, как государственная форма собственности на средства производства. Это такая чеканная формулировка из любого учебника. Понятно, что никогда не было стопроцентной собственности на средства производства, ни в один из семидесяти четырёх лет. Но, тем не менее, конечно, превалирование государственной собственности на средства производства, оно является важным признаком сталинской экономики. При всём при этом, признаком сталинской экономики является её, не многоукладность, а, по крайней мере, двухукладность. Потому что, в эпоху НЭПа была действительно многоукладность. Был и иностранный капитал, было мелкотоварное производство, была кооперация, как в промышленности, так и в сельском хозяйстве, был государственный сектор. А уже в эпоху Сталина осталось всего два уклада. Это государственный, и кооперативный. Но кооперативный, он занимал подчинённое место по отношению к государственному.

Если с точки зрения теории смотреть на этот вопрос, то важно подчеркнуть, что принципом сталинской экономики являлся принцип получения доходов по трудовому вкладу, по трудовому участию. В любом учебнике экономики, современном, да и не только современном, взять даже некоторые учебники по политической экономии дореволюционные. Я иногда листаю дореволюционные — там вот эта теория Жана Батиста Сея о трёх факторах производства, она является сквозной идеей учебника политэкономии. То есть, есть три фактора производства. Прежде всего, это рабочая сила, или труд. Второй фактор производства, это капитал, который каждый понимает в меру своей испорченности. Некоторые говорят, что это средства производства. Некоторые расширяют его до понятия торгового капитала, денежного капитала. Но в целом можно так сказать, что капитал, это как бы прошлый труд. Он может быть овеществлён, а может быть не овеществлён. Если это какие-то электронные денежные знаки, то это тоже прошлый труд, но он не овеществлённый. Поэтому, скорее правильнее говорить, что это не овеществлённый труд, а прошлый труд, или право на некие плоды прошлого труда.

И третье — это природные ресурсы. Природные ресурсы, земля, то есть, то, что дано от Бога. И, тем не менее, хотя это дано от Бога, но в учебниках по экономической теории говорится, что владелец природного ресурса имеет право на ренту. Значит, рента, дальше, это доход на капитал, либо это промышленный доход, предпринимательский доход, либо это торговая прибыль, либо это ссудный процент. А соответственно, работник может рассчитывать на получение заработной платы.

Вот примерно в таком сжато популярном виде я объясняю теорию трёх факторов производства, и она в том или ином виде существует в любом учебнике экономической теории политэкономии на протяжении, по крайней мере, полутора столетий. Считается, что наиболее чётко и последовательно эту теорию изложил Жан Батист Сей.

Так вот, в социалистической, особенно сталинской модели экономики доход даёт только один фактор производства — это труд. Точнее, право на получение дохода получает только владелец рабочих рук, человек, который так или иначе, руками или головой создаёт общественный продукт. Но при этом он является совладельцем средств производства. Выражаясь языком буржуазной политэкономии, является владельцем капитала и является владельцем природных ресурсов, включая землю. И вот, не очень, может быть чётко можно это посмотреть и прочитать в сталинских работах, в той же работе «Экономические проблемы социализма в СССР», на которую любят ссылаться и, как ни странно, противники Сталина, так и его последовательные апологеты и приверженцы.

С моей точки зрения, Сталин, я об этом уже много раз говорил, как практик, как хозяйственник, как эмпирик, намного сильнее, чем Сталин, как теоретик. И кстати, мы ещё сегодня будем вспоминать о Бухарине. В основном конечно, Бухарина вспоминают в негативном смысле, но мне хотелось бы хотя бы один раз вспомнить Бухарина в положительном смысле. Ещё в двадцатые годы, когда началась дискуссия по поводу того, какая нужна экономическая теория большевикам, Бухарин сказал: «Нам не нужна политическая экономия, нам нужна экономическая политика. Политическая экономия, она выросла из недр буржуазного общества. Политическая экономия объяснила, и оправдала капитализм, потому что, изначально то, была не политическая экономия Маркса, а английская политическая экономия». И тут я должен согласиться с Бухариным. Но, вы знаете, мне трудно конечно, проникать в ход мысли Сталина, но Сталин, безусловно, гнул ту линию, что нам нужна политическая экономия социализма.

Я вижу здесь в аудитории большинство по своему возрасту, люди, которые наверняка изучали политическую экономию, и не только капитализма, но и социализма. И для многих это было просто некой зубной болью. Наверное, это была правильная реакция здорового организма на подобного рода учебники. Ещё можно добавить, что такую же зубную боль вызывали учебники по научному коммунизму, по научному атеизму, и так далее. Но, поскольку, я всё-таки учился на экономическом факультете, то в основном приходилось заниматься именно изучением и сдачей экзамена по политической экономии социализма.

Я напомню, что Сталин, ещё где-то в тридцатые годы уже загорелся идеей, что надо написать учебник политической экономии социализма. Тогда ещё никому не известный профессор Островитянов был приглашён к Сталину, получил задание и работа началась. Работа была прервана, по крайней мере, замедлилась, в годы войны, а возобновилась она уже где-то в конце сороковых, начале пятидесятых годов. Вы можете посмотреть в интернете. Там достаточно много материалов, которые относятся к теме дискуссии по поводу учебника политэкономии.

Работа Сталина «Экономические проблемы в истории СССР» подводила как бы итог этим дискуссиям. С моей точки зрения, конечно, работа не отвечает на многие животрепещущие вопросы. Я много раз говорил на заседаниях русского экономического общества, что экономика, это в первую очередь, не наука. А вот хочется человеку загнать экономику в прокрустово ложе науки.

А вот скажите, тут люди по возрасту, бывают иногда, надеюсь не часто, у врачей? Пойдут они к врачу, который хорошо сдал все экзамены в институте на пятёрки, или пойдёт человек к врачу, который, как говорят в народе, от Бога? Но тот врач, который от Бога, он, конечно, знает какие-то элементарные вещи, какой-то минимум медсестры должен знать любой врач, хороший или плохой. Но дальше уже начинается искусство. Дальше начинается творчество.

Я всегда напрягаюсь, когда меня спрашивают: «Валентин Юрьевич, а какой должна быть модель в нашей стране через десять, или двадцать лет?»

Я говорю: «Я не звездочёт, я не какой-то прозорливый старец, для того, чтобы отвечать на такие вопросы. Вот подойдёт момент, и мы будем тогда определять, какая будет модель».

И даже хороший врач, он ведь не скажет, что надо лечиться по такой схеме, и вот вам лекарство, а я через месяц приду.

Хороший врач как сделает: «Давайте попробуем, принимайте это лекарство, мы посмотрим. Если через три дня вы себя не будете резко плохо чувствовать, значит, мы продолжим лечение»

То есть, понимаете, это очень такой деликатный процесс. Я вижу очень много аналогий с медициной. И поэтому, когда я слышу какие-то предложения: «Да чего там, если у пациента голова болит, давайте ему голову отрубим»

Вот у нас примерно такие сейчас экономисты. Почему я, как бы немножко в сторону ушёл? Да потому что, Сталин именно, был врачом. Вот зачем ему надо было загонять какие-то вещи в прокрустово ложе политической экономии социализма, не понятно. Потому что, были ошибки, конечно, но были и достижения.

Все мы помним постановления ЦК ВКПБ об изгибах, или перегибах при проведении коллективизации. Мы ещё в средней школе изучали когда «Поднятую целину» Шолохова. Так что, все прекрасно помнят эти изгибы, перегибы. Это особая тема. Потому что, часто изгибы и перегибы происходили не в Москве, не на уровне Сталина. Они происходили на местах. Это так, немножко лирические отступления. Некоторые понимают так, что социально-экономическая модель, это вот что-то такое учёные придумали, представили Сталину некий доклад, сначала на Пленуме ЦК ВКПБ, а потом на очередном съезде это утвердили, и вот, пять лет все живут по этому документу. Нет. Там был процесс творческий, метод проб и ошибок. Вот так вот рождалась эта модель, чем она ценна.

Мы пытаемся сегодня что-то такое изобретать. Изобретать, наверное, не плохо. Но изобретать, когда ты знаешь уже всё богатство, всё наследие не только человеческой мысли, но и человеческого творчества, и человеческой практики. Поэтому, я отнюдь не призываю, чтобы кто-то двумя руками и двумя ногами голосовал за сталинскую модель экономики, но знать это надо. Как хороший врач, он проходит практику в больнице, иногда и морг приходится посещать. Но только тогда получится хороший врач. Так и здесь. И никаких других вариантов быть не может. А потом, конечно, хороший врач, должен начинать работу с медсестры, должен уметь делать уколы и так далее, и так далее. Я почему об этом говорю? Потому что, у нас сегодня масса руководителей экономикой, которые, извините, даже не были руководителями цеха на предприятии, не говоря уж о каких-то более ответственных участках.

Я возвращаюсь к некоторым отличительным признакам сталинской экономики. И таким признаком является то, что только человек труда получает весь этот добавочный продукт, который создаётся в течение года или просто создаётся нашим обществом. Безусловно, что он, будучи совладельцем природных ресурсов, и средств производства, тоже получает какую-то, часть, которую можно вычислить математически. Он получает кроме заработной платы ещё кое-что. И это ещё кое-что называлось Фонды общественного потребления.

Фонды общественного потребления — это бесплатная медицина, бесплатное образование, бесплатные путёвки и так далее. Плюс к этому, я немножко забегаю, но хотел бы сказать о таком дивиденде, который равномерно распределяется среди всех членов общества (при сталинской экономике), это снижение розничных цен. Некоторые, не разобравшись в этом вопросе, говорят, что Сталин просто занимался неким таким пиаром, и проводил снижение розничных цен.

Сталин принимал решение по шести снижениям.

Первое снижение, оно было приурочено к денежной реформе 47-го года. Сразу же, одновременно практически с реформой, произошло первое снижение розничных цен. Последнее произошло уже первого апреля 1953-го года, уже после того, как Сталин ушёл из жизни, его ушли из жизни, точнее, но решение по этому снижению тоже принимал Сталин. И это уже вошло в некую систему, и это было чисто формальное одобрение Сталина, потому что, уже и люди привыкли к такому биоритму, что каждый год в марте или апреле происходит очередное плановое снижение розничных цен. Понимаете, можно один раз провести такую пиар-акцию по снижению розничных цен.

Но для того, чтобы не было перекосов в экономике, необходимо, чтобы параллельно со снижением розничных цен, происходило снижение оптовых цен.

Вот, не поленился, поискал кое-какую статистику. Сейчас в интернете даже есть некоторые рассекреченные статистические сборники. Набрёл на один сайт, и там статистический сборник с грифом «Совершенно секретно». Сейчас он рассекречен, там где-то написано, что тридцать экземпляров, видимо рассылка даже не среди всех членов ЦК, а только среди членов Политбюро, и секретарей Центрального Комитета ВКПБ. Есть там табличка, которая называется «Изменение себестоимости продукции по отраслям». Вы сами понимаете, что в секретных документах обычно пишут правду. Это в открытых источниках можно ещё допускать какие-то искажения. Так вот, с 48-го по 53-й год в этом справочнике видна тенденция к последовательному снижению себестоимости продукции.

Соответственно, если есть снижение себестоимости продукции в промышленности, то естественным становится и снижение оптовых цен. И, естественно, снижение оптовых цен не происходит каждый месяц, и даже каждый год. Но по другому источнику в этот отрезок времени было три плановых снижения оптовых цен. А розничные цены снижались каждый год. Вот понимаете, в этом надо разбираться.

Конечно, можно сказать, что снижение себестоимости продукции обеспечивалось за счёт трудового энтузиазма. Действительно, если люди умеют, и хотят работать, то конечно, будет происходить снижение себестоимости. Безусловно, что это необходимое, но недостаточное условие.

Мы тут в Русском Экономическом Обществе изучаем не только чистую макроэкономику, но и антропологию. Потому что, всё-таки источник всего материального и нематериального богатства в нашем общем обществе, это человек. Соответственно, человек может быть творцом. Человек же создан по образу и подобию Божьему. Соответственно, если он действительно хочет приближаться к Богу, то он проявляет такие качества, как творец. Бог же творец, Бог промыслитель. Первое качество в любом учебнике богословия, Бог – творец: сотворил мир и человека.

Может быть, и другой тип человека, который мы сегодня наблюдаем сплошь и рядом. Конечно, можно как бы такого человека осуждать. Но с другой стороны, мы понимаем, что и среда, и образование формируют этого человека. И не только образование и среда, но и даже те мотивы, те стимулы, которые создаются для человека, который находится на производстве. Я подгребаю к тому, что в сталинской экономике был определённый набор показателей.

Сегодня современный студент никак не может понять, что такое план. План — это закон. Если ты выполняешь план, значит ты действительно человек ответственный. Если ты не выполняешь план, то следует наказание. Вот современный человек этого не может даже понять. Современный молодой человек, который обучается по этим учебникам экономики.

В сталинской экономике, основными были натуральные показатели. Потому что, если бы главными показателями стали стоимостные, денежные показатели, то, наверное, наше общество могло бы уйти в страну далече. Будем так говорить, и Сталин, и многие другие из его окружения жили ещё в условиях русского капитализма, и не по учебникам, а по жизни понимали, что такое прибыль, и куда прибыль может завести. Поэтому, когда мы учились, да и многие из сидящих здесь помнят, наверное, когда там шли дискуссии партийные. Угроза мелкобуржуазности — нам это казалось некой абстракцией. Понятно, что если у человека появляется тяга к деньгам, то эта тяга к деньгам, она может трансформироваться в очень серьёзные вещи, которые разрушают саму личность, но разрушают и общество, и угрожают политически этому обществу.

Поэтому, Сталин допускал мелкотоварное производство. Даже в условиях НЭПа были кооперативные предприятия, на которых трудилось, там были определённые нормативы, до ста, ста пятидесяти человек, но выше никак. Да и то, это было временное состояние, потому что те политики, те большевики, которые принимали решение о НЭПе, они прекрасно понимали, чем они рискуют. А устроено таким образом, что некоторое время действует формула «Деньги ради денег». То есть, деньги, как самовозрастающая стоимость. Я теперь лучше начинаю понимать, почему большевики так боялись проявления мелкобуржуазности. Потому что, это внешняя, небольшая такая зараза, она могла разложить весь организм.

Я тут намедни разговаривал с одним, достаточно опытным таким финансистом, банкиром, я говорю: «Вы чувствуете, что в России вы немножко по-другому живёте, чем американские банкиры с Уолл-Стрита? У американских банкиров с Уолл-Стрита немножко другие приоритеты. Вот у вас есть, предположим, миллион, или десять миллионов, вот как вы будете инвестировать эти десять миллионов?»

В основном, что он рассказал, оказалось, касалось финансовых инструментов: депозиты, разные бонды, валютные, рублёвые.

Я говорю, что банкир с Уолл-Стрита, серьёзный банкир, он предположим, эти тысячи единиц будет примерно так расходовать.

— Из тысячи единиц он, двести единиц направит на средства массовой информации.

— Ещё двести единиц он направит на лоббирование и подкуп политиков.

— Ещё двести единиц он направит на финансирование американских университетов.

— А вот может быть, оставшиеся четыреста единиц он использует для того, чтобы приобрести эти самые дурацкие финансовые инструменты.

То есть, эти ребята уже давно перестроились.

Они понимают:

— Что самые эффективные инвестиции, это в политику.

— Самые эффективные инвестиции, это в средства массовой информации.

— Самые эффективные инвестиции, это инвестиции в человека. Но не человека с большой буквы, а человека, понимаемого, как хомо-экономикус с несколькими рефлексами.

— Естественно, что и подготовка учебников по экономике, они тоже не жалеют денег. У нас тут лет двадцать назад был такой господин Джордж Сорос, который тоже раздавал направо налево гранты для того, чтобы писали учебники по формированию из нашей молодёжи хомо-экономикус.

Я уже устал повторять шутку насчёт самого ценного ресурса рыночной экономики. Конечно, для них самый ценный ресурс рыночной экономики, это дурак. Я конечно грубо и жёстко говорю, но это человек, который обладает двумя-тремя рефлексами, который является идеальным биороботом.

Безусловно, что не надо оглуплять большевиков, потому что, это были люди с достаточно хорошим жизненным опытом. И они, конечно, чувствовали некоторые угрозы. Другое дело, что я и не собираюсь их превозносить, потому что, конечно, часто это были люди не просто далёкие от православия и от русской жизни, это были враги России и так далее. Но врагов и дурак умеет ругать. А вот брать у врага ценное и нужное, это вот я действительно считаю, важное качество и мы тоже должны это качество в себе воспитывать. Так что, видите, я даже и Бухарина вспоминал, хотя, в целом, я к Бухарину отношусь негативно. Я и Ленина вспоминаю, потому что, при всей ленинской русофобии, всё-таки, многие вещи он совершенно правильно продумывал, принимал правильные решения. Так что, в этом смысле я не стесняюсь даже в православном обществе, в православной аудитории, вспоминать и большевиков и коммунистов.

Дальше мы двигаемся по нашей дорожке, выясняем, какие же признаки сталинской экономики. Это определённый набор плановых показателей. Я, конечно, не сказал про план, это само собой. Что не просто государственный сектор экономики, а ещё и плановой экономики. Последние двадцать пять лет нам внушают, что план, это некий пережиток, это некий анахронизм. Что вот рынок, он сам всё отрегулирует. Вы знаете, вроде бы люди уже наелись экономического либерализма, но я смотрю, с каким упорством, с каким постоянством учебники по экономике продолжают воспроизводить весь этот бред. Бедные студенты, к сожалению, вынуждены это сдавать. Так что, действительно нашей молодёжи приходится очень не сладко. Тут вроде бы и доказывать нечего. Тем более, что вопрос идёт только не о том, что нужно или не нужно планирование, а о том, какое должно быть планирование: временной горизонт, пятилетнее планирование, годовое. У нас сначала было годовое планирование, по-моему, ещё первый годовой план был составлен не отраслевой, а народно-хозяйственный, в 25-ом году. Первый пятилетний план, это 29-й год. Безусловно, что планы директивные. Потому что, индикативные планы использовались, да и до сих пор используются во многих странах.

Хотя, сегодня конечно, уже нет кейсианства, нет дерижизма, который был в Европе в шестидесятые годы, в семидесятые годы. Тем не менее, всё равно, некоторые отраслевые программы, их правда уже называют больше программы, а не планы, — они существуют.

А уж о корпорации и говорить нечего. Корпорация строится на жёстком плане. И я хотел бы ещё раз подчеркнуть, сталинская экономика — это модель такой некой сверх корпорации с условным названием СССР. Это корпорация, которая имеет много структурных подразделений. И каждое их этих подразделений работает на некий конечный интегральный результат. Конечный интегральный результат — это некий общественный продукт, который в первую очередь выражен в натуральных показателях, и уже во вторую очередь имеет какое-то стоимостное выражение. И для того, чтобы получить максимальный интегральный результат, все должны скоординированно работать на этот результат. Соответственно, отсюда вывод, что это должна быть жёсткая вертикаль управления.

Я не могу похвастаться, что я много проработал в каких-то крупных корпорациях, но года полтора консультантом в одной корпорации я работал, в западной корпорации. И знаете, через некоторое время у меня возникло такое устойчивое ощущение, что это модель Советского Союза. Отдельные подразделения этой корпорации они между собой взаимодействуют: происходит переброс какой-то технологии, каких-то полуфабрикатов, каких-то ноу-хау. Идут какие-то условные расчёты между этими структурными подразделениями. Но, вознаграждение работников, функционирующих в этих структурных подразделениях, идёт из общего результата. Отличие только одно, что западные корпорации, интегральный результат, это денежная прибыль, а в корпорации под названием Советский Союз, интегральным результатом является некий общественный продукт, который прежде всего имеет конкретные физические характеристики.

И надо сказать (я немножко тут забегаю вперёд), что Сталин ставит под сомнение эффективность такой модели экономики как раз в то время, когда появились возможности действительно точного, эффективного и долгосрочного планирования хозяйственной деятельности не по десяткам, сотням, и тысячам позиций, а по миллионам. В это время уже на западе корпоративный менеджмент предполагал, учитывал и использовал электронные вычислительные машины, автоматические системы управления, которые рассчитывали, заметьте, в физических единицах, в физических показателях, движение каких-то промежуточных продуктов. Особенно в машиностроении. И никаких ограничений для совершенствования такой модели не было.

Ведь в это время появилась кибернетика. Кибернетика, название конечно, экзотическое, но по сути дела, это управление на основе использования компьютеров, электронно-вычислительных машин. Глушков, Бирман, это всё наши кибернетики. Я сейчас вспоминаю, даже ещё в школе, я уже в десятом классе учился: почему-то ругали две науки генетику и кибернетику. Две вот эти самые продажные девки капитализма. Не знаю, почему кибернетике так доставалось. Сейчас я задним числом смотрю и понимаю, что надо было действительно совершенствовать эту систему управления. Вместо этого стали говорить о рынке. Стали говорить, что некая невидимая рука рынка, она лучше всё это дело отрегулирует.

Сколько себя помню после института, так или иначе приходилось преподавать экономические дисциплины, и даже политэкономию. Правда, политэкономию социализма я сразу категорически отказывался преподавать. Я говорю, что политэкономию капитализма преподаю, а с социализмом ко мне даже не приставайте, не делайте из меня дурака. Преподавал я политэкономию, и помню эти бесчисленные дискуссии на разных уровнях. На вузовских уровнях, какие-то всесоюзные конференции, даже иногда где-то на Старой площади. Каким должно быть социалистическое производство: товарное или не товарное? И вот, из года в год переливали из пустого в порожнее.

На самом-то деле, у Сталина всё уже было готово. Группа отраслей, которые мы привыкли называть группой А, это не товарное производство. И группа Б — это те производства, которые создают конечный продукт потребления человека. Это текстильная промышленность, это швейная промышленность, это пищевая промышленность, это мебельная промышленность, и так далее. И соответственно этим двум подразделениям, группе А и группе Б, формировалась и наша денежная система, которую я уже назвал — это двухконтурная денежная система. Один контур, это безналичные деньги, и другой контур, это деньги наличные. Так вот там, где наличные деньги встречались с товарами потребления, это, безусловно, был рынок. Это был рынок, и на этом рынке существовали фиксированные цены. Но эти фиксированные цены, как мы с вами уже разобрали, каждый год корректировались. Корректировались с учётом изменения себестоимости продукции.

А что касается безналичных денег, то это, конечно, были условные знаки. Были, конечно, какие-то методики, которые позволяли рассчитывать оптовые цены на продукцию отраслей группы А. Я сразу признаюсь, что глубоко не погружался в изучение этих методик. Но хочу сказать, даже неважно, если методика немножко и давала какие-то погрешности, ведь нам-то самое главное что было необходимо? Определить тенденцию: снижается или повышается себестоимость. Вот это самое главное. А для этого не надо было какие-то сверхсложные и сверхточные методики разрабатывать. То есть, это были некие условные единицы, которые позволяли осуществлять планирование, которые позволяли осуществлять учёт и контроль. И этого было вполне достаточно.

И в западных корпорациях точно так же. Ведь между структурными подразделениями существуют какие-то условные товарно-денежные отношения, но именно условные. Там так называемые внутрикорпоративные трансфертные цены, которые ничего общего могут не иметь с рыночными ценами. Потому что там все эти цены соптимизированы с тем, чтобы получить максимальный финансовый результат, то есть, прибыль. Безусловно, что там используются оффшоры, используются различные режимы налогообложения.

Но в советской модели, там всё по-другому. Там с учётом местных условий, с учётом добычи полезных ископаемых, с учётом Полярье, или Заполярье, или Предполярье и так далее. То есть, вот эти природно-климатические факторы — это те самые моменты, которые тоже учитывались при формировании этих условных оптовых цен. Так что, были и множественные оптовые цены. Но это уже для специалистов, не будем сейчас так глубоко забираться.

Конечно, были некоторые признаки сталинской экономики, которые возникли ещё до самой сталинской экономики. Другое дело, что эти элементы, эти принципы они были усовершенствованы. Они работали уже с КПД сто процентов. Я имею в виду то, что мне близко и понятно, чем я занимался в институте и после института — это внешняя торговля. И прежде всего, это государственная монополия внешней торговли. Собственно, пять лет я учился в институте международных отношений на факультете МЭО, международные экономические отношения, специальность – экономист по внешней торговле. И, конечно, что такое государственная монополия внешней торговли, за пять лет я неплохо уяснил.

Большевики тоже прекрасно понимали, что такое государственная монополия внешней торговли, хотя и здесь они были первопроходцами. Я позволю себе немножко подробнее развить эту тему. Потому что, сфера внешнеэкономических связей всегда находилась под особым контролем государства. Не только социалистического, но любого государства. Для того, чтобы понять, почему любого, естественно, любого капиталистического, надо понять, в чём основные проблемы капиталистической модели экономики. Главная проблема заключается в реализации, или, как выразился классик марксизма — «Существуют непреодолимые противоречия между ограниченным платёжеспособным спросом, и предложением». И периодически вот эта машина, под названием капиталистическая экономика , она вдруг останавливается как вкопанная, потому что, дальше производство не может развиваться, оно упирается в ограниченный платёжеспособный спрос.

В своей книге «О проценте ссудном, подсудном, безрассудном» я подробно описал всё это. Причём, я постарался не повторять классика марксизма. Потому что классик просто сказал, что вот такие хищные капиталисты, промышленники, фабриканты, торговые капиталисты, они вот так вот грабят народ. Фактически у народа не остаётся денег. И, естественно, производство работает на массовый рынок. Если на массовом рынке нет платёжеспособных покупателей, то производство останавливается. Я очень популярно объяснил. У талмудиста Маркса, естественно, всё это заняло несколько сот страниц, и даже два с половиной тома. Но если переводить с этого талмудистского языка, то можно вообще сделать комиксы под названием Капитал , и даже где-то уже детям в детском саду быстро объяснять о том, как устроена экономика. Но дело в том, что лукавый Маркс, он ведь перевёл стрелку на кого? На фабрикантов-заводчиков и торговых капиталистов.

Капиталистическая модель экономики она напоминает мне рисунок из учебника по биологии — пищевая пирамида. Промышленный капиталист, он находится на более низком уровне этой пирамиды. На более высоком уровне находится торговый капиталист, на вершине, или в верхней части пирамиды находится денежный капиталист. Вы понимаете, что в джунглях капитализма, вот эта стратификация, или эта иерархия, она определяется, как сейчас модно говорить, конкурентоспособностью. Так, безусловно, что денежный капиталист является самым конкурентоспособным. Конечно, это не сразу произошло, не вдруг, но (я об этом тоже пишу), когда удалось пробить неполное, или частичное покрытие обязательств банков. Это означает что? Что банки сумели добиться права делать деньги из воздуха.

Кто может поконкурировать с ребятами, которые умеют делать деньги из воздуха? Даже наркомафия, я думаю, не в состоянии конкурировать. Поэтому, наркомафия, она и рвётся. Вот во время последнего финансового кризиса, когда крупнейшие банки испытывали дефицит наличности, ведь понятно, что под каждую денежную единицу наличности, можно сделать пять или десять безналичных единиц. Естественно, тут наркобизнес стал предлагать свои грязные наличные деньги, и некоторые банки мирового калибра оказались под контролем наркомафии. Так что здесь происходит, безусловно, сращивание этих видов бизнеса.

Но никто не отменял того, что делание денег из воздуха является самым рентабельным и самым конкурентоспособным. Поэтому, конечно, эти конкурентоспособные ребята оказываются наверху пирамиды. Поэтому, в условиях капиталистических джунглей все поедают всех. В конце концов, пятьдесят лет так называемого русского, или российского капитализма, является наглядным пособием, как это всё происходило.

Я тут вчера, или позавчера тоже вспоминал такого гиганта, русского предпринимателя Василия Кокарева. В какой-то момент Василий Кокарев был, наверное, самым богатым человеком в России. Но через некоторое время его богатство стало улетучиваться, потому что, он был в основном подрядчиком. Он строил железные дороги, он торговал. Но он не был денежным капиталистом, и понятно, что он априори находился в проигрышном положении. Через некоторое время Василий Кокарев обанкротился. Вы знаете, иногда это очень даже полезно. Потому что, после этого люди начинают очень чётко и лучше других понимать, как устроена экономика. Вот тут некоторые кивают — когда всё это на собственной шкуре пройдёшь, то тогда уже можно и учебники писать.

В этом смысле, денежные капиталисты всегда оказываются наверху. Вот это очень такой важный момент. И я почему об этом заговорил, что, конечно, большевики этот момент учитывали. И ни в коем случае они не давали развернуться банковскому капиталу. Даже вот, некоторые говорят, в условиях НЭПа у нас было полторы тысячи банков. Действительно, полторы тысячи банков. Но, во-первых, они просуществовали очень не долго. Потом я посмотрел статистику, фактически, в эту статистику включали филиалы и отделения некоторых банков. Много конечно, но они просуществовали в общей сложности лет семь-восемь.

Где-то уже кредитная реформа 30-31-го годов привела к тому, что банковская система уже была заточена под сталинскую модель экономики: был Государственный Банк, и было несколько специализированных банков. Общества взаимного кредитования тоже исчезли. Пожалуй, это была такая наиболее явная капиталистическая форма организации в банковском секторе, Общества взаимного кредитования. Они уже где-то в 31-м году тоже перестали существовать. Так что, модель денежно-кредитная, банковская, она была предельно проста.

Вот сегодня в учебниках бедным студентам рассказывают: двухуровневая, трёхуровневая денежно-кредитная система. У Сталина была одноуровневая система и вполне хватало. Потом уже следующая реформа, она была вначале шестидесятых годов. Там были ликвидированы даже некоторые специализированные банки, и вообще уже где-то в 61-м году осталось всего три банка. Один банк – это Государственный Банк, другой – это Промстройбанк, и третий банк – это Внешторгбанк.

Внешторгбанк, он как бы обеспечивал такой важный принцип, как принцип государственной валютной монополии. Государственная валютная монополия неотрывна от государственной внешней торговли.

Возвращаясь к теме «Государственная монополия внешней торговли», мне хотелось бы сказать, что, конечно, даже в раннем капитализме государство всегда ставило под контроль и экспорт и импорт. Прежде всего, конечно, импорт, таможенный протекционизм. И появились такие экономические школы первые, как, скажем, меркантилизм. Меркантилисты исходили из того, что олицетворением богатства является золото, драгоценные металлы. А откуда появляется в стране золото? Меркантилисты так говорили: «Два источника золота: либо это — внешняя торговля (естественно, при активном сальдо внешней торговли), либо это — просто ковыряние земли (золотодобыча)».

Второе: «Имейте активное сальдо внешней торговли».

Чтобы иметь активное сальдо внешней торговли, надо вводить импортные пошлины. Идея протекционизма таможенного, она стара, как капиталистический мир. И странно, что как-то современные наши руководители не очень понимают, что такой таможенный протекционизм и каков его смысл. Поэтому, наверное, так легко и прошло голосование в Государственной Думе по поводу вступления России в ВТО. Безусловно, что многие из голосовавших даже и толком не понимали и сегодня не понимают, а что же такое государственная монополия внешней торговли.

В 20-е годы шли горячие баталии. Сегодня я второй раз вспоминаю Бухарина. Бухарин говорил: «Да зачем нам такая жёсткая государственная монополия внешней торговли? Давайте мы просто будем обеспечивать таможенный протекционизм. А для этого всего надо две вещи. Во-первых, надо, чтобы у нас была укрепленная граница, чтобы не было никакой контрабанды, и введём соответствующие таможенные тарифы». Бухарин даже Менделеева один раз вспомнил. Менделеев закладывал основы таможенных тарифов российской экономики, Российской империи. Бухарин достаточно либерально подходил к этому.

А ведь, посмотрите, какие указы, какие декреты принимались буквально в первые месяцы после революции? Прежде всего, это, конечно, было заявление о том, что новая власть отказывается от долгов царского и Временного правительства. Это порядка 18,5 миллиардов золотых рублей на тот момент.

На момент начала Первой мировой войны было где-то девять. Долг удвоился почти просто в результате того, что мы очень много брали взаймы (получали кредит). Это — отдельная песня. Этой песне, я считаю, надо посвятить вообще отдельное заседание. Сегодня только говорили о том, что в 2014 году исполняется сто лет с момента начала Первой мировой войны и, к сожалению… Я даже с историками говорил. Они говорят: «Многие тайны Первой мировой войны действительно остаются тайнами». Кто и как финансировал Первую мировую войну? Не какие-то там конспирологические теории.

Когда мы начинаем изучать финансовую историю Первой мировой войны, волосы дыбом встают. И начинаешь понимать, что те ребята, которых наши первые лица государства называют нашими партнёрами, — это всегда была наши скрытые враги, в том числе и в области финансов, потому что они не раз нас подводили даже в годы Первой мировой войны. Государственная монополия внешней торговли — это действительно такой сквозной принцип. Да, Троцкий сначала стоял тоже очень жёстко. Он говорил: «Да, нам нужна действительно стопроцентная государственная монополия в области внешней торговли». Даже помню (где-то я читал), что Ленин был очень неважном физическом состоянии, и на пленуме должен был обсуждаться вопрос о государственной монополии внешней торговле. Он поручил этот вопрос Троцкому, считая, что Троцкий является действительно таким, радикальным сторонником государственной монополии внешней торговли. А вот позже — уже где-то 25-ый — 26-ой год — Троцкий стал говорить по-другому. Причём у него же советником был профессор Преображенский. Профессор Преображенский говорил, что «надо дифференцированно подходить. Вот государственный сектор экономики — да, применительно к нему пусть будет государственная монополия внешней торговли. А у нас же есть ещё не государственный сектор. Пусть они просто выходят свободно на рынок».

Соответственно, если они свободно выходят на рынок, значит, они и валюту получают. А если они получают валюту, значит, они валютой и свободно распоряжаются. А если они свободно распоряжаются валютой, значит, подрывается государственная монополия на денежную эмиссию. Одно за другое цепляется. Поэтому для того, чтобы эффективно проводить в жизнь государственную монополию во внешней торговле, надо одновременно вводить государственную валютную монополию. А она, конечно, была введена позже. Тут тоже были такие, опасные игры. Это, конечно, не сталинская экономика, но чтобы было понятно. Что сталинская экономика могла вообще не состояться.

Наркомом финансов был господин Сокольников, настоящая его фамилия — Бриллиант. Там есть настоящая (совсем настоящая), но я её выговорить не могу. Бриллианту (Сокольникову) было поручено проведение денежной реформы. Вы понимаете, какая была ситуация в стране в эпоху военного коммунизма вообще ликвидировали на некоторое время государственный банк. Посчитали, что деньги — это пережиток капитализма. И кое-какие подразделения Госбанка просто передали в ведение Наркомата финансов. Они начали печатать эти самые денежные знаки.

Примерно такой же был кошмар и ужас, как в Веймарской республике в 20-ом — 22-ом годах. То есть если ты получал зарплату утром, то её надо было до конца рабочего дня отоварить, потому что на следующий день это была уже просто куча макулатуры. Примерно в таком же состоянии оказалась и наша страна. Поэтому Сталин готовит реформу: введение червонца. Поначалу вроде как бы предложения Сокольникова и его советника Преображенского не вызывали особых вопросов. Но в какой-то момент Сокольников стал настаивать на том, что червонец должен быть международной денежной единицей. Червонец должен «гулять» и в России, и по мировым финансовым рынкам. Вот тут, конечно, уже и Сталин, и некоторые его сторонники стали задумываться: «А что же из этого получится?»

Причём, опять срабатывал жизненный опыт. Всё-таки они пожили немножко в условиях русского капитализма и припоминали, что русский рубль был объектом спекуляции на Берлинской, на Парижской и на Лондонской биржах. То есть какая могла быть устойчивость российской экономики, если рубль «гулял»? Но там было лукаво всё сделано. Там был введён золотой рубль. Но хрен редьки не слаще. Про золотой рубль мы уже не раз говорили в этой аудитории Русского экономического общества. Если понадобится, ещё раз буду говорить.

Я почему вынужден вспоминать про золотой рубль Витте? Потому что, периодически бывая на разных патриотических тусовках, выходит такой истинный патриот и начинает ностальгически вспоминать царскую Россию (Российскую империю). Свой список ностальгических воспоминаний он начинает с золотого рубля. Сколько я уже раз говорил о том, что золотой рубль Витте — это фактически золотая удавка. Вот даже видеофильм сняли как раз и назвали его «золотой удавкой». Так что я вроде бы всё сказал, но аудитория как-то, видимо, не смотрит или недостаточно внимательно смотрит фильмы, которые снимает, в том числе, и «Познавательное ТВ». Каждый раз приходится выходить на трибуну и объяснить аудитории, что здесь нечем гордиться (золотым рублём). Потому что золотой рубль фактически нас загнал в такие долги, что потом пришлось большевикам уже в 17-ом году говорить, что «мы отказываемся от долгов царского правительства». Вот такая ситуация.

Так что одно за другое цепляется, поэтому, извините, я немножко отхожу от своей генеральной линии, но опять на неё возвращаюсь, то есть государственная монополия внешней торговли.

Безусловно, что Запад категорически не хотел принимать нашу государственную монополию внешней торговли. Уже Ллойд Джордж в 20-ом году сказал: «Мы готовы рассмотреть вопрос о заключении торгового соглашения с советской Россией, но при условии, если она откажется от государственной монополии внешней торговли».

Можно вспомнить другой сюжет: Генуэзская конференция 22-го года. Я её вспоминаю особенно часто, потому что вспоминаю своего профессора Николая Николаевича Любимова, который меня учил, а он в 22-ом году был членом делегации на Генуэзской конференции. Он тогда ещё был молодой, но уже имел статус советника в этой делегации. Так вот, мы, оказывается, были готовы даже обсуждать вопрос о частичном признании долгов царского правительства. Естественно, мы требовали, чтобы и Запад тогда встречно пошёл на уступки и признал бы, скажем, наши законные требования по возмещению ущерба, нанесённого интервенцией и блокадой. В общем, какие-то завязки начинались, но всё рассыпалось, когда они говорили, что мы всё-таки должны отменить государственную монополию внешней торговли. Вот готовы были уступать в чём угодно, но государственная монополия внешней торговли — это некий такой камень, stumbling block (камень преткновения), и на этом все переговоры кончались.

Нам приходилось идти на какие-то ухищрения. Скажем, англичане говорили: «Мы хотим торговать с русским народом». А в переводе на русский язык что это означало? Что они готовы были признавать какие-то организации кооперативного толка (кооперативные формы собственности), поэтому некоторые наши внешнеторговые организации имели статус кооперативов, чтобы хоть какую-то торговлю иметь, потому что страна находилась в разрухе, не было самых элементарных вещей. Не было даже лекарств.

Я читаю некоторые воспоминания. Когда ехали наши представители для того, чтобы вести переговоры о заключении торгового соглашения, об открытии торгпредства. Как правило, всё это кончалось ничем, но они возвращались в страну с партиями лекарств, потому что это был самый такой дефицитный товар и его просто закупали и везли. Но тоже была торговая блокада, правда, Антанта её в 20-ом году отменила. Но вместо торговой блокады появилась морская блокада. Практически никакой торговли не могло быть, потому что просто все суда в Балтийском море останавливали. Кое-какая торговля была, но она была такая, полуконтрабандная. Со шведами, например, через Эстонский коридор шла торговля, но перехватывали корабли.

Дальше началась «золотая блокада». «Золотая блокада» — это фактически отказ принимать российское золото. Трудно сказать, что такое золото было в 25-ом году. Шли разговоры о восстановлении золотого стандарта. Но, в общем, некоторые авторы говорят, что это фактически была бартерная торговля (скажем, продовольствие на золото). Некоторые говорили, что золото воспринимали уже как деньги. Трудно сказать. Время было такое мутное. Но, тем не менее, не хотели они принимать золото ни как товар, ни как деньги. И особенно ситуация обострилась к 30-ому, 31-ому году.

В прошлый раз с вами обсуждали индустриализацию. Я ещё раз хотел бы подчеркнуть: многие авторы совершенно ошибочно утверждают, что мы сумели провести индустриализацию на волне экономического кризиса. Логика такая рассуждений, что начался экономический кризис, и мы спасали Запад. Приводятся цифры, что в 30-ом, 31-ом году, от 30 до 50% машинотехнической продукции с мирового рынка скупал Советский Союз. А на какие деньги мы скупали? Вот в чём вопрос. Если, скажем, на машинное оборудование цены упали (это по разным источникам) на 20-30%, то цены на традиционные товары российского сырьевого экспорта упали в разы: на пшеницу упали в шесть раз, на лес упали в несколько раз, на лён и так далее.

Довоенная внешнеторговая статистика очень интересна (сейчас такого нет). Тогда измеряли экспорт и импорт и отдельные товарные позиции не только в золотых рублях, но и в тоннах. И вот очень интересно посмотреть, как рос показатель тоннажа нашего экспорта. В несколько раз тоннаж экспорта увеличился, то есть мы наращивали физические объёмы для того, чтобы получить ту же денежную выручку. То есть для нас индустриализация далась кровью и потом, потом и кровью. Мы действительно проводили форсированный экспорт.

Но иезуитская политика Запада заключалась в том, что они говорили: «А мы вот готовы покупать у вас только зерно». Через некоторое время «золотая блокада», она была расширена — не только зерно, но и лес, и лён, и прочие сырьевые товары. Даже на нефть они объявили блокаду. Они сказали: «Только зерно». Это к вопросу о происхождении голодомора.

Меня иногда спрашивают: «А что — действительно мы на голодоморе построили девять тысяч предприятий?»

Я говорю: «Нет».

То, что действительно Запад пытался нас голодом задушить — это правильно. Это такое было. Действительно был голод — тут отрицать нечего. Но этот голод был порождён именно политикой Запада. Нам был закрыт их рынок по лесу, по нефти, по льну. И, вообще, ни в один из годов хлеб не занимал более 40% российского экспорта — ни в один из годов. Были года, когда мы получали бО льшую экспортную выручку от масла, чем от зерна.

Вот Запад создал такую ситуацию. Это была чисто политическая акция, потому что Америке зерно сжигали. Не знаю, сжигали ли зерно в Англии. Но Англия у нас покупала зерно, которое она могла купить ещё дешевле (практически задарма) в Америке. Америка готова была отдать зерно просто только за транспортировку: «Ты только оплати транспортировку — и получишь это зерно». Это, конечно, была иезуитская политика Запада. И все разговоры насчёт того, что Сталин устроил голодомор — это, мягко выражаясь, искажение той ситуации, которая складывалась в начале тридцатых годов.

По-моему, мы в прошлый раз в этой аудитории говорили о некоторых версиях источников индустриализации. Пришли к выводу, что, конечно, зерно не давало нам основного валютного дохода. Ведь индустриализация в закупке импортного оборудования и импортных машин, так, если навскидку (мои грубые подсчёты), если раскидать на все тридцатые годы, то экспорт зерна обеспечивал наши валютные поступления на 5-10%. 5-10% — вот истинная значимость зернового экспорта для нашей индустриализации.

Я сейчас публикую серию, которая называется «Загадки и мифы сталинской индустриализации». В твёрдом остатке следующее: что мы действительно должны внимательно изучать этот период советской истории. Особенно (ещё раз повторяю — просто времени не хватило рассмотреть) период конец 40-ых — начало 50-х годов. Он чем интересен? Он интересен тем, что уже была создана материально-техническая база. Уже индустриализация была проведена. Это уже следующий этап развития сталинской экономики.

И второе, что это развитие происходило в относительно мирных условиях. Конечно, военно-стратегического паритета ещё не было, но атомная бомба уже была. И водородную бомбу мы тоже испытали раньше, чем американцы. То есть мы уже могли немножко позволить себе переориентировать наши ресурсы. Был такой (вы знаете) закон, сформулированный в учебниках политэкономии, об ускоренном развитии отраслей группы А по отношению к развитию группы Б. Навряд ли надо было бы возводить эту некую тенденцию в закон. Я считаю, что, конечно, в 50-е годы мы должны были и могли сблизить темпы развития группы Б и групп А. Собственно Сталин это и начал делать. Причём он использовал не только ресурсы и возможности государственного сектора экономики, но ведь была ещё и кооперация. И обычно мы всегда вспоминаем колхозы. Но была городская кооперация . Была промысловая артель.

И, между прочим, в 50-ом году (по данным вот того же справочника, который я сегодня упоминал) на промысловую артель приходилось 9% промышленной продукции. В этом секторе трудилось почти два миллиона человек (1,8 миллиона человек). Это очень интересный феномен. Сталин не собирался уничтожать этот сектор, потому что он покрывал потребности во многих потребительских товарах.

Я, пожалуй, на запятой, заканчиваю свой разговор, но, надеюсь, что мы его всё-таки продолжим, потому что сегодня, когда мы сравниваем сегодняшние реалии нашей экономической жизни со сталинской моделью, у нас сразу возникает много вопросов и главное — много предложений о том, как выходить из нынешнего тупика. Спасибо за внимание.

Владимир Ходукин, Партия Великое Отечество: Скажите, можно ли как-то сопоставить ту блокаду, которая сейчас у Ирана была, у Северной Кореи наблюдается, с тем, что было с Советским Союзом?

Валентин Катасонов: Хороший вопрос, тем более я даже запланировал писать статью для того, чтобы провести параллели между блокадой Ирана и блокадой Советского Союза. Много похожего. Кстати говоря, у меня были статьи по Ирану. Я объяснял, что такое современные блокады, что такое сегодняшние санкции со стороны Соединённых Штатов, со стороны Европейского Союза. А Иран-то дышит. И не только дышит, а некоторые отрасли у него очень бурно развиваются. Так что слухи о кончине, они преждевременны. Иран жив.

И я даже более того хочу сказать: Иран создал нехороший для «дяди Сэма» прецедент. Оказывается, экономика может вообще обходиться без «зелёной бумаги». Ведь они дожимали Иран, а Иран сегодня практически не использует доллар. О том, что он использует и как использует — это я боюсь увлечься.

— В том числе и халава та же самая, то есть это без использования банковской системы денежные расчёты. Но это некрупные, конечно, контракты, некрупные сделки.

— Это использование золота, особенно в ирано-турецкой торговле.

— Это и использование бартера (та же самая ирано-китайская торговля).

— Использование национальных денежных единиц. Должен сказать, что Россия достаточно активно участвует.

Вот Китай иногда побаивается нарушать некоторые санкции, но Россия в данном случае действует более решительно, более смело.

Потом то, что сегодня принято в средствах массовой информации «чёрные рыцари». «Чёрные рыцари» — это мелкие и средние компании, которые исполняют роль посредников. Они не боятся американских санкций.

Поэтому, конечно, у России (у советской России), у Советского Союза тоже были свои коридоры. Я не побоюсь сказать, что была своя контрабанда, были свои «чёрные рыцари» — всё было. Так что много очень похожего. И не надо бояться блокад — это самый главный вывод: блокад бояться не надо. На самом деле если не бояться блокад, то эти блокады бумерангом возвращаются тому, кто её затеял. Но это — особая тема.

Анатолий Отырба, экономист: Валентин Юрьевич, я вот в продолжение вопроса этого. Блокада русского золота — надо было наверное сформулировать более чётко. Я думаю, как это было? Принуждение к использованию в тридцатых годах фунта, а вот в данный момент — доллара (в расчётах). Наверное, к этому шло? Блокада именно этим продиктована (это — принуждение к этому). И в связи с этим вернуться я хотел бы к 57-ому году. В 57-ом году было принято решение о продаже советских ресурсов за доллары. До этого всё время продавали только за золото. Принял решение это Хрущёв. Я считаю, например (может, я ошибаюсь, вы меня поправьте), что именно в результате этого решения в то самое мгновение, когда было принято решение о продаже советских ресурсов за золото, и был подписан приговор Советскому Союзу.

Валентин Катасонов: Вы имеете в виду, что мы поставляли Западу какие-то сырьевые товары и получали за это золото?

Анатолий Отырба: Нет, не за валюту же торговали тогда. Решение о продаже нефти и так далее просто за доллары («зелёные») было принято в 57-ом году Хрущёвым.

Валентин Катасонов: Нет. Вы тут немножко ошибаетесь, потому что торговля за доллары велась и раньше. Вы затрагиваете очень интересную тему относительного того… Может быть, мы даже специальное заседание проведём. Потому что ведь 2014 год — это круглая дата: семьдесят лет Бреттон-Вудса. Тема Бреттон-Вудса, она тоже пока очень слабо раскрыта в нашей литературе. Там обсуждался вопрос, а как мир будет торговать и рассчитываться после Второй мировой войны.

Анатолий Отырба: Вообще-то, Бреттон-Вудское соглашение- это как раз самый главный документ по Второй мировой войне.

Валентин Катасонов: Безусловно, он очень важный документ.

Анатолий Отырба: Ключевой.

Валентин Катасонов: Ну, в общем, да.

Анатолий Отырба: За это они и боролись.

Валентин Катасонов: Да, они боролись. Но я должен вам сказать, что, конечно, очень мало материалов. Лично у меня очень мало материала. Если кто-то может помочь какими-то материалами по Бреттон-Вудской конференции, буду очень благодарен. Сталин прекрасно понимал, что это они (то есть мы — Советский Союз) — на этой свадьбе лишние. Там фактически между собой разборки проводили англичане с американцами.

Но Сталин пошёл на участие в этой конференции, потому что на Тегеранской конференции была предварительная договорённость о том, что Рузвельт сразу же после окончания войны даст нам кредит в шесть миллиардов долларов. И ради того, чтобы поддержать вот эти, понятно, квази-союзнические отношения, но хотя бы политес какой-то выдержать, мы послали свою делегацию. Я даже пытался найти какие-то документы (отчёты нашей делегации). В общем, наша делегация была просто статистом. Задание было такое: сидеть, слушать, не высовываться, потом всё доложить, что там было.

Сталин был реалист. Он понимал, что придётся выстраивать свою систему хозяйства — мирового хозяйства. И в 49-ом году был создан Совет экономической взаимопомощи. Понятно, что не мог СЭВ быть полностью самообеспеченной группировкой. Какие-то позиции приходилось закупать на Западе. Безусловно, что закупки шли на валюту. Безусловно, что, прежде всего, это был американский доллар. Что касается торговли внутри социалистического содружества, то это был в основном бартер. Были у нас торговые соглашения с Югославией. Там были клиринговые расчёты: клиринг сальдо покрывался американскими долларами. В общем, мы не могли сразу резко оторваться от доллара.

Сталин ещё в 52-ом, 53-ем году настаивал на том, чтобы ускорили разработку единой денежной единицы для стран социалистического содружества. К сожалению, это произошло через одиннадцать лет после смерти Сталина. В 64-ом году появился переводной рубль. Но валюта всегда была.

Я тоже на всяких патриотических тусовках обычно вынужден брать слово для того, чтобы проводить разъяснительную работу. Потому что некоторые патриоты говорят: «Ну, доколь же мы будем продавать нашу нефть за американские доллары?! Мы её должны продавать за рубли».

Я тогда выхожу и говорю: «А вот Советский Союз, между прочим, в 50-ом году имел несравненно более мощные позиции в мировой экономике. И Сталину много раз предлагали: «Давайте экспортируйте ваши товары на рубли».

А Сталин сказал: «Нет. Рублей мы не будем никогда принимать. Никогда мы не будем наши рубли пускать на мировые финансовые рынки».

Артём Войтенков, Познавательное ТВ: У меня всё-таки в голове не складывается, почему с одной стороны Запад давал нам кредиты (в 20-е — 30-е годы), а с другой стороны они объявляли золотую блокаду, ничего не брали, кроме зерна, продовольствия и всего такого прочего. Почему буржуины дают кредиты молодому советскому государству, которое объявляет: «Мы — государство рабочих. Буржуины — это враги, банкиры — это кровососы, кровопийцы. Мы всех их вырежем, их надо всех убрать, нарыв на теле — здоровом теле пролетариата». Но, тем не менее, эти кровососы банкиры дают этим ребятам кредиты. Большевики на эти кредиты строят заводы, на которых они наклепают танков и другой военной техники и пойдут воевать буржуинов — это же понятно. Почему они так делали? Я не понимаю.

Валентин Катасонов: Во-первых, я хочу сказать, что желание заработать иногда перевешивало политические соображения, а иногда политические соображения перевешивали желание заработать. Есть разные и были всегда разные группировки, и весы качались в разные стороны. Поэтому вводили блокады, отменяли блокады. Что касается в целом по поводу займов и кредитов — не надо переоценивать роль этого источника финансирования. В основном, это были некие коммерческие кредиты. А коммерческий кредит — это фактически отсрочка платежа.

Да, если мы посмотрим на внешнеторговую статистику, скажем, дефицит внешней торговли в 30-ом — 31-ом годах был большой. А в 32-ом — 33-ем годах пошёл большой плюс. То есть фактически мы уже зарабатывали валюту и этой валютой мы погашали свои обязательства по коммерческим кредитам. Длинных кредитов не давали.

В нашей литературе ещё гуляет такая версия, что, мол, Советский Союз надул всех банкиров. Каким образом? Просто вывозили товар за границу на консигнационные склады (это вот когда начался кризис), а потом под обеспечение этого товара брали банковский кредит, покупали оборудование, машины, проводили индустриализацию. Но я вам скажу, что это в условиях сталинского режима — операция почти что харакири для человека, который принимает решение вывозить товар. А если ты его не продашь? Вы понимаете, что это такое: «не продашь товар»? Я даже в советское время помню. Всё-таки я соприкасался с Внешторгом. Я понимаю уровень личной ответственности сотрудника Внешторга, который допускает какие-то отклонения или какие-то потери по каким-то контрактам и сделкам. А тут, извините… Это что? Сталин каждый раз принимал решение? К нему бегали и говорили: «Вот мы сейчас вывезем товар на консигнационный склад и будем ждать, когда появится покупатель». А потом, извините, это уже — кризис.

А если появляется банкир, банкир вам даст кредит с дисконтом 90%. Он и так всегда отдаёт кредит с дисконтом 50% (я имею в виду дисконт — оценка залога), а в условиях кризиса, извините, дисконт будет 90%. Сколько мы получим денег от такой гениальной операции? Я думаю — «с гулькин нос». Я просто говорю о том, что роль кредитов и займов не следует переоценивать.

Между прочим, в 36-ом году газета «Правда» сказала, что «у нас внешний долг что-то порядка пятидесяти миллионов золотых рублей». Это просто смешно. Понимаете, что такое пятьдесят миллионов золотых рублей?

Вообще, достаточно парадоксальная ситуация сложилась. Смотрите, накануне войны у нас долг почти нулевой. Там, правда, мы в 39-ом году у Германии взяли кредит, но это нормальный кредит. Там, по-моему, двести миллионов марок, но это не запредельная величина долга. Если перевести в доллары, я не знаю, сколько там: семьдесят — восемьдесят миллионов долларов. Но это для такой страны, как Союз, это — ничто. Дальше. Построили девять тысяч предприятий и ещё накопили золото. Вот моё уравнение индустриализации пока не складывается. Опять-таки, цифры по золоту, они засекречены были. Сейчас кое-что появляется.

Я в 2009 году написал и издал книгу, которая называется «Золото в экономике и политике России». Появилась одна цифра: в 2009 году вышла книга, названия не помню, но автора я хорошо помню и даже лично знаю. Это — Рудаков Валерий Владимирович. Рудаков Валерий Владимирович — человек бывалый в отрасли по золотодобыче: возглавлял «Главалмаззолото», возглавлял «Гохран», был замминистра финансов, который курировал «золотые вопросы». Так вот, в его книге написано: «В 40-ом году золотой запас Советского Союза — две тысячи шестьсот тонн». Да, золотодобыча развивалась. Да, мы где-то к 40-ому году уже по некоторым данным вышли на сто восемьдесят тонн годовой добычи, но всё равно не складывается.

Я хочу к чему это, отвечая на ваш вопрос? Я не могу вам до конца ответить на все вопросы, но не переоценивайте роль займов и кредитов. В прошлый раз я ещё упомянул такой, таинственный источник. Он действительно таинственный, и для того, чтобы разобраться и сказать «да» или «нет» — это надо копаться в архивах, которые до сих пор засекречены. И опять вспоминаю 37-ой год. Я вспоминаю 37-ой год и 18-ый год. Знаете, что общего между 18-ым и 37-ым годом? В 18-ом году председатель ВЧК Феликс Эдмундович Дзержинский на полтора месяца уехал в Швейцарию. Как вы думаете, зачем он уехал в такое горячее время в Швейцарию, на полтора месяца?

Ответ: Лечиться.

Валентин Катасонов: Лечиться — ну да, версия. А 37-ой год — допросы на Лубянке. Потому что в 37-ом году по некоторым данным всё-таки допросы велись не для того, чтобы выяснить, каких политических взглядов придерживался тот или иной оппозиционер, а для того, чтобы просто получить пароли и шифры банковских счетов. Деньги там были большие, в Швейцарских банках.

Вопрос: У меня такой вопрос: вы сказали, что строительство в нашей экономике проходило через испытания проб и ошибок. Вот эта проблема строительства с чисто экономической точки зрения не является ли то, что Ленин начал строительство социализма вопреки теории Маркса, который требовал строительства первой фазы коммунистического общества. Есть научные всё-таки основания и соответствующие доказательства. И второй момент. Учитывая дефицит средств финансовых на начальном этапе строительства, наше правительство вывозило вагонами драгоценности. Вот что-нибудь вам известно? Насколько эффективно эти драгоценности оборачивались соответствующими средствами?

Валентин Катасонов: У меня полкниги как раз и посвящено этим вопросам. Книга называется «Золото в экономике и политике России». И, конечно, особенно интересны страницы — это страницы, начиная где-то с 14-го года даже. Я сегодня упоминал Первую мировую войну — уже там начинаются интересные сюжеты, о которых мало знает широкая аудитория. Ну, а потом, с октября 17-го года там становится ещё интереснее. Конечно, там было и «паровозное» золото. То есть под видом закупки паровозов и вагонов в Швецию вывозилось золото по Скандинавскому коридору. Золото шло в Америку. Там были нужные люди: Джулиус Хаммер — папа Арманда Хаммера. Был там Животовский, ну и другие, сочувствующие русской революции граждане, которые размещали всё это в нужные инструменты в нужные банки.

Дальше — это Коминтерновское золото. Коминтерновское золото — тоже очень интересная тема. Практически там особенно Зиновьев постарался, потому что Зиновьев же руководил Коминтерном. Там просто на вес выдавали золото на то, чтобы делать революцию в одной, в другой, в третьей стране. И, кстати говоря, тут же я на ваш первый вопрос отвечаю, ведь Ленин толком-то и нигде не ответил на вопрос: так возможно ли построение социализма в отдельно взятой стране? Скорее, Ленин вообще уходил от этого вопроса, оставляя карт-бланш, давая карт-бланш Троцкому. Мол, Троцкий пусть эти вопросы озвучивает. Ну, а Троцкий, естественно, говорил о мировой революции.

Это потом, когда Владимир Ильич ушёл из жизни, Сталин уже достаточно внятно и чётко сказал: «Да, возможно построение социализма в отдельно взятой стране. Но чтобы построить социализм в отдельно взятой стране, надо то-то и то-то. Для начала надо, чтобы страна была самообеспечена, самодостаточна. Надо закрыть её от всяких интервенций и всяких экономических блокад и диверсий. Отсюда и государственная монополия внешней торговли, отсюда и государственная валютная монополия. То есть Сталин это чётко сказал. Ленин это чётко нигде не говорил. У нас тема сегодня не Сталин как таковой, поэтому мы его идеологию сейчас не будем обсуждать.

Конечно, там и были другие такие вещи, явно диссонирующие с марксизмом. Скажем, марксизм и отмирание государства. А у Сталина наоборот: возрастание роли государства и классовой борьбы (на определённом этапе). Сталин был практиком, эмпириком, и потом уже он подгонял марксизм под свои какие-то политические решения. И я считаю, это правильно. Потому что если бы он слепо руководствовался догмой марксизма, то, я думаю, социалистический эксперимент закончился бы очень быстро.

Вопрос (про Маркса): Как вы считаете, теория Маркса о коммунистическом обществе со светлым будущим для человечества — это утопия или это реальное научное учение?

Валентин Катасонов: Это — не просто утопия. Я жёстче скажу: это — не утопия. Я Маркса воспринимаю как циничного и очень лукавого автора, который всё прекрасно понимал — выполнял социальный заказ.

Вопрос: Почему тогда наши марксисты-учёные (а их очень значительное число) продолжают воспевать Маркса как уникального мирового мыслителя, которому надо следовать нам всем здесь?

Валентин Катасонов: Вы знаете, далеко не все следуют. Члены Русского экономического общества, например, не следуют. А как мы можем, извините, руководствоваться выводами такого потомственного талмудиста, как Маркс? Ведь нас бедных студентов, аспирантов заставляли штудировать «Капитал». Ну, просто — как зубная боль. Ведь можно было русским нормальным языком написать коротко, понятно. А потом (я уже признаюсь), когда тут появилась свобода слова, когда всякие книги появились, купил я избранный том «Талмуда», решил прочитать. Страниц тридцать прочитал «Талмуда» и вспоминаю: «Где-то я уже что-то похожее читал». Потом меня вдруг озарило: «Так это же — «Капитал» Маркса!» Разве русский человек может читать «Капитал» Маркса?! Это же повредиться можно головой!

Из зала: Здесь должна не точка зрения. Здесь должен чёткий ответ высшей науки философской, почему её нет на сегодняшний день.

Валентин Катасонов: Дело в том, что мы ведь — православные. Для нас высшая наука — одна наука.

Из зала: Нет. Я говорю не о вашей православной, а говорю об официальной светской фундаментальной науке.

Валентин Катасонов: Вы знаете, я в этой науке уже лет сорок нахожусь. И, честно говоря, я уже от неё отползаю, как можно дальше. Тут какой-то шутник очень правильно сказал: «Наука — от слова «на ухо»».Лукавый нашёптывает на ухо, а эти учёные потом всё это дело распространяют. Вы знаете, вообще, наука — это вещь очень лукавая, потому что наука появилась где-то не так давно. Помните, там, эта Реформация была, потом Возрождение, потом Просвещение — вот тогда и появилась наука как некий институт, который призван заменить Бога. Понимаете, есть какие-то вечные истины, а появились безумные люди, которые сказали, что вот «Мы-то и есть — носители этой истины. Вы нас сюда слушайте «, — говорили эти люди. И надо сказать, что некоторые стали их последователями.

А человек — ведь он сотворён Богом, и важное свойство человека — это способность постигать окружающий мир. Но люди себя не называли учёными. Они были мудрыми людьми. Они постигали этот мир. Любой средневековый университет занимался наукой, но даже слова такого «наука» не было. Это словечко уже из новой истории, это уже, когда появился протестантизм, когда уже христианство в Европе стало умирать — вот тогда и наука появилась как субститут действительно неких высших истин. Так что вот я как-то… Мы эти вопросы на Русском экономическом обществе уже для себя обсудили и к ним уже не возвращаемся.

Владимир Ходукин, Партия Великое Отечество: Как вы думаете, не может ли индустриализация — поскольку в этот момент фактически произошёл некий поворот к построению новой империи (Российской) Сталиным, в том числе символика какая-то возвращалась, ещё что-то — не могло ли быть так, что это, условно говоря, было построено на царское золото. Возможно, какая-то помощь династии, ещё что-то такое…

Валентин Катасонов: На предыдущем заседании у нас молодёжь даже начала рассуждать вслух, как бы сделать это уравнение. Там были даже версии такие, что Федеральная резервная система напечатала долларов, потом какими-то неведомыми каналами это поступило на счета поставщиков оборудования. В общем, знаете, тут можно писать столько романов, вообще можно стать таким, известным человеком. Но я всё-таки предпочитаю немножко так вот, возвращаться на грешную землю. А вообще хочу сказать, что зря мы, подобно протестантам пытаемся всё рационально объяснить. Вот для человека православного, например, окружающий Божий мир — это чудо. История — это тоже чудо, экономика — тоже чудо. И уверяю вас, что, даже если б я жил не одну, а десять жизней, я всё равно бы до конца не объяснил, как произошла индустриализация. Потому что, если так, откровенно говорить, я считаю, что это было чудо. Это был дар Божий нашему народу.

Из зала: Я считаю, Валентин Юрьевич, что это точно так же финансировали, как создавали Гитлеровскую Германию параллельно с созданием…

Вопрос: Избитый вопрос: в чём причина развала СССР и социализма?

Из зала: Отдельная тема.

Вопрос: Одни говорят — исчерпание возможностей социализма, то есть образ социализма не способен развиваться. Другие говорят, что социализм был построен в нарушение теории марксизма. Третьи говорят, что это погибло в результате тайного заговора Запада, в результате длительной многогодовой такой, внутренней интервенции. Разные варианты. И, причём, это говорят люди науки. Вы, как представитель науки, ваше мнение.

Валентин Катасонов: Вы знаете, я дистанцируюсь от науки. Так вот, то, что вы сказали, отчасти это верно. Но, опять я привожу аналогию медицины. Предположим, есть больной человек. У больного человека что-то внутри болит. Приходит врач, у него никакого оборудования нет. Он видит, что у вас, там, повышена температура, видит, что у вас какие-то волдыри, какие-то нарушения кожного покрова, может быть, ещё какие-то внешние признаки. И вот он всё это фиксирует. Он зафиксировал и говорит: «Вот пациент Иванов — то-то, то-то». Он прав. Но ведь первопричину врач-то не раскрыл. То, что вы сказали, всё правильно. Да, это необходимо, но недостаточно для объяснения. Нужна же первопричина.

Многие мудрые люди говорили: «Полузнание от Бога отдаляет, полное знание к Богу приближает». Вот маленький ребёнок, он задаёт вопросы. И такие вопросы, которые его к Богу приближают.

А взрослые люди говорят: «Да что ты там со своими дурацкими вопросами. Тебе в школе всё объяснят».

Или: «Спроси какую-нибудь тётю Машу — она всё объяснит».

Есть разные люди. Я как преподаватель с сорокалетним стажем…

Некоторые задают вопрос: «Почему начался кризис?».

Ему скажешь: «Кризис начался, потому что повысили процентную ставку и произошёл обвал».

Он — всё: он доволен таким ответом. Он получил ответ: причина — следствие, следствие — причина. И достаточно сказать, что это есть причина того-то — и он, довольный, уходит. И он даже считает, что он — очень умный человек, и он даже заслуживает каких-то степеней: кандидата, доктора или даже академика. Вот в науке в основном такие люди. Но мир-то сложнее. Наш бесконечный мир, он состоит-то из очень длинной цепочки причинно-следственных связей. Вот если мы, будучи уже взрослыми людьми, начнём быть любопытными детьми и начнём задавать эти вопросы, то мы придём к концу этой нити.

Необходимость написания этой книги возникла в связи с тем, что уже на протяжении последних 20–25 лет наши СМИ и наши учебники хранят молчание по поводу той модели экономики, которая реально существовала и успешно функционировала на протяжении примерно трех десятилетий. Речь идет о модели, которую условно можно назвать сталинской. Ее еще можно назвать социалистической, хотя хронологические рамки того времени, которое принято называть эпохой социализма в СССР, существенно шире, чем время существования сталинской экономики.

Кое-что об экономике советского периода в наше время все-таки пишется и говорится, и почти всегда с негативным оттенком. Иногда и вовсе она подвергается уничтожающей критике как неэффективная, неконкурентоспособная и даже социально несправедливая. Если внимательнее присмотреться к подобным сюжетам, то в 99% случаев они относятся к экономике последних 30–35 лет существования СССР, поздней советской экономике. Другими словами, ко времени нахождения у руля таких руководителей, как Н. С. Хрущев, Л. И. Брежнев, М. С. Горбачев. Надо сказать, что в критике поздней экономики немало справедливого. Но лукавство и даже подлость состоит в том, что выводы по поздней экономике экстраполируются на экономику сталинского периода.

Нам постоянно внушают, что в мире есть единственная жизнеспособная и эффективная модель экономики, которую чаще всего называют рыночной. Правильнее ее было бы называть капиталистической экономикой. Однако даже самый беглый сравнительный анализ рыночной (капиталистической) и сталинской (социалистической) моделей экономики заставляет нас усомниться в тезисе, что первая более конкурентоспособна по сравнению со второй. Возникает устойчивое ощущение, что все как раз наоборот. А тема сталинской экономики табуирована по простой причине: узкая группа бенефициаров рыночной экономики (капиталистическая плутократия) опасается, что идея сталинской экономики может завладеть массами, и она (капиталистическая плутократия) лишится своей экономической и политической власти.

Данная книга является скромной попыткой пробить еще одну брешь в информационной блокаде вокруг нашей недавней истории – той части, которая касается советской экономики. На сталинскую экономику, как мы отметили, пришлась лишь часть экономической истории СССР.

74 года существования СССР (с 1917 по 1991 г.) можно разделить на несколько периодов, которые существенно отличаются друг от друга по ряду экономических и политических признаков:

1. Период «военного коммунизма» (1917–1921).

2. Период новой экономической политики, или НЭПа (1921–1929).

3. Период индустриализации и построения основ социализма (1929–1941).

4. Великая Отечественная война и послевоенное восстановление экономики (1941–1948).

5. Период мирного развития на базе сталинской модели экономики (1948–1956).

6. Первый период демонтажа сталинской модели экономики (период Хрущева: 1956–1964).

7. Второй период демонтажа сталинской модели экономики (период подготовки и проведения реформы Косыгина-Либермана: 1964–1969).

8. Период застоя (1969–1985).

9. Период перестройки и активного разрушения остатков сталинской модели экономики (1985–1991).

Итак, первый-второй периоды можно назвать ранней экономикой СССР. Третий-пятый периоды относятся к сталинской экономике. А шестой-девятый периоды охватывают позднюю экономику СССР. Последнюю модель еще можно назвать постсталинской экономикой. А в более широком историческом аспекте ее следует определить как переходную экономику – от социалистической модели к модели капиталистической. Некоторые жесткие критики на Западе, стоявшие на позициях строгого, «чистого» социализма, называли постсталинский период истории СССР периодом ползучей реставрации капитализма.

Сталинский период – период создания основ сталинской экономики, ее испытания на прочность в годы войны и послевоенного восстановления, мирного строительства. В общей сложности на период сталинской экономики приходится не более 30 лет. Мы можем начать отсчет сталинской экономики не от 1929 г., а от несколько более раннего времени – середины 1920-х гг., когда в партии и государстве Сталину удалось добиться перевеса в борьбе с троцкистами и новой оппозицией и начать подготовку к сворачиванию НЭПа и проведению индустриализации.

Окончание периода сталинской экономики не приходится буквально на момент смерти Сталина в марте 1953 г. По инерции сталинская модель продолжала функционировать при минимальных изменениях до 1956 г., когда Н. С. Хрущев провел XX съезд КПСС с целью развенчания культа личности Сталина. Фактически этим съездом был дан старт началу демонтажа и разрушения сталинской экономики. Этот процесс разрушения продолжался 35 лет и завершился в декабре 1991 г. развалом СССР.

После смерти И. В. Сталин оставил в наследство мощнейшую экономику, которая по большинству показателей занимала первое место в Европе и второе в мире (после США). С тех пор уже прошло шесть десятков лет. Значительную часть материально-технической базы за это время (особенно за последние 20–25 лет разрушительных демократических «реформ») мы утратили. Но у нас осталось и другое, может быть, даже более ценное наследство – опыт строительства сталинской экономики. Это наследство у нас похитить никто не может. А возможность воспользоваться им зависит только от нас.

Прежде всего, надо суметь усвоить это наследство умом. Для этого необходимо познакомиться и с различными партийно-государственными документами, и со статистикой, и с экономической литературой того времени. А главное – с работами И. В. Сталина. Мы используем выражение «сталинская экономика» не только потому, что указанная модель создавалась и развивалась в то время, когда у руля партийного и государственного управления находился И. В. Сталин. Главное, что Сталин был главным архитектором этой модели экономики.

Сталин не был профессиональным экономистом. Более того, в первые годы после революции его в партии не воспринимали как специалиста в области экономики (его областью были национальные отношения, национальная политика). Сталин в области экономической уступал не только В. И. Ленину, но и другим партийным деятелям, например Н. Бухарину, Е. Преображенскому, Л. Красину и др. Но именно экономические вопросы стали для него основными после ухода Ленина, по мере того как сам он фактически становился главой партии и государства.

Как экономист Сталин выступал в двух ипостасях: экономист-практик и экономист-теоретик.

Лично у меня сложилось мнение, что Сталин как практик на голову выше, чем теоретик. Как практик он чувствовал себя хозяином громадного государства, которое еще недавно называлось «Российская Империя», а теперь стало называться «СССР». Как хозяин и государственник он забывал о догматах марксизма-ленинизма. Именно вопреки догмату о необходимости мировой революции он сформулировал тезис о возможности победы социализма в отдельно взятой стране. Причем он имел в виду не какую-то абстрактную страну, а конкретно Советский Союз. А для практической реализации этой установки стал укреплять экономическую независимость СССР, проводить индустриализацию, создавать военную экономику.

Как практик Сталин действовал методом проб и ошибок. В ходе строительства социалистической экономики неизбежно возникали ошибки и издержки. Сталин стремился минимизировать эти издержки и постоянно думал о необходимости создания теории строительства социализма (и строительства социалистической экономики в частности). Он часто повторял: «Без теории нам – смерть». К сожалению, в его окружении было крайне мало людей, которые готовы были создавать теорию строительства социализма. Они довольствовались марксизмом-ленинизмом и боялись выйти за его пределы. Поэтому теорию приходилось создавать самому Сталину. Но, к большому сожалению, Сталин как теоретик также не мог вырваться за пределы марксизма.