Общественный строй. Из истории адыгов в конце XVIII — первой половине XIX века Политическое и социально экономическое положение западных адыгов

25.04.2024

4.Адыги и ногайцы: социально-экономическое, политическое и культурное развитие в 16 – начале 18 вв.

1. Тюркоязычные кочевники в Прикубанье.

Средневековьем принято называть период в европейской истории длившийся с 4 в. по 15 в. Период раннего средневековья - 4-5 вв. называют эпохой «великого переселения народов». Если говорить о Кубани, это смена ираноязычных кочевников тюркоязычными. Хунну - так назывался мощный племенной союз продвигавшийся из Северного Китая на Запад. В состав их входили различные племена: угры, сарматы, тюрки. В Европе их называли гуннами. В 4 в. гунны вторглись в Прикубанье. Первыми их удар испытали готы. Держава Германамиха в Причерноморье пала. Часть готов, спасаясь бежала в Римскую империю, часть вошла в гуннский союз, и лишь малая часть осталась в Причерноморье. Готский историк Иордан, описывая гуннов говорил, что «гунны - дети нечистой силы и ведьм; они кентавры».

Гунны покорили алан, разрушили города Боспора. Вслед за ними в степи двинулась волна тюркоязычных кочевников. В степях была создана империя гуннов. Состояла она из разноэтничных племен и сплочена была силой оружия. Во главе стоял Атилла. Основная масса гуннов двинулась из степей Прикубанья дальше на Запад, те же, кто остался в Причерноморье получили в источниках название акациры.

Самые ранние тюркоязычные группы затронутые гуннским движением появившиеся на Кубани - болгары, пришедшие с Волги. Они появились на исторической арене в 354 г., а в 5-7 вв. занимали все степи и предгорные зоны Предкавказья. Болгары были включены в гуннскую державу.

2. Средневековые государства на территории края: Тюркский каганат, Великая Болгария, Хазарский каганат, Тмутараканское княжество.

В 576 г. степняки Северо-Западного Кавказа были объединены в составе 1 Тюркского каганата (центр в Монголии). Все племена, вошедшие в каганат, стали называться гуннами.

Гуннско-болгарские кочевники Приазовья и Причерноморья в 6 в. представляли из себя племена, разделенные на несколько военно-политических организаций. Каждое племя возглавлялось правителем - ханом. Наместником Северо-Кавказских степей Тюркского каганата был Турксанф.

В 630 г. Западнотюркский каганат распался. Началась консолидация кочевых племен Северного Кавказа. Так, в восточном Предкавказье складывается Хазарское государство, в Приазовье два основных союза утигут и кутригут заключив соглашение, поглощают все болгарские народы. В 635 г. хан кубанских болгар Кубрат объединяет приазовских и причерноморских болгар, а также часть алан и боспорян в государство - Великая Болгария. Основная территория Великой Болгарии - степи правобережной Кубани, Тамань, Ставропольская возвышенность, иногда левобережье Кубани. Центром нового государства стала Фанагория. Фанагория располагалась в очень выгодном месте.

В середине 7 в., после смерти Кубрата, держава распалась на ряд самостоятельных орд. Среди них выделялись орды сыновей Кубрата ханов Батбая и Аспаруха. В то же самое время, воспользовавшись ослабление Великой Болгарии, свои границы за счет степей расширяет Хазария. Под натиском хазар хан Аспарух двинулся на Дунай, где вместе со славянами вторгся во Фракию. Осевши во Фракии, болгары были ассимилированы славянами, оставив, тем не менее, им своё имя и дав название стране. Старший сын Кубрата хан Батбай (Батбаян, Баян) остался на Кубани и подчинился хазарам, но пользовался относительной самостоятельностью. Хазарам болгары платили дань, но вели самостоятельную внешнюю политику.

На Кубани поселения болгар 8-10 вв. были открытого типа (без укреплений). Население вело оседлый образ жизни. Ведущей формой хозяйства было скотоводство. Из ремесел распространено было гончарство. Так же было развито производство железа и изделий из него.

В 7 в. восточное побережье Азовского моря и в низовья Кубани были включены в состав Хазарского каганата. Хазары - тюркоязычные племена, с 5 в. расселялись на территории Нижнего Поволжья и Северного Кавказа. Хазарский каганат занимал территорию от Каспийского до Черного морей и был мощной военной державой. Столицей каганата был Семендер в Дагестане, а позднее Итиль на Волге. В конце 7 в. центром хазарской администрации в Прикубанье стала Фанагория, а с 9 в. администрация Юго-Западной Хазарии перешла в Гермонассу. Город получил другое название - Тумен-тархан, адыги называли его Тамтаркай, греки - Таматарха, русские - Тмутаракань. Из Тумен-тархана можно было контролировать Керченский пролив и всю Тамань.

Большую роль в каганате играли торговля и земледелие. Центральная власть давала самостоятельность провинциям. Государственной религией каганата с 8 в. стал иудаизм. Со временем власть каганата стала ослабевать, восставали подчиненные племена, наблюдался сепаратизм в провинциях. Окраины каганата стали опережать центр в развитии. В степных районах нашего края стали расселяться гузы, или торки, пришедшие во второй половине 9 в. с Нижней Волги. Они начали разрушать каганат, а в 965 г. киевский князь Святослав окончательно разгромил Хазарию. Вновь началось движение адыгов из предгорий к Кубани.

Вслед за Святославом в 70-80 гг. 10 в. в степях появляются печенеги - тюркские племена. Они разрушают земледельческие культуры, болгарские поселения. Наблюдается отток степняков в предгорья. Печенегов в 11 в. сменяют половцы (самоназвание - куманы). Половцы вели войны с земледельцами, в южнорусских степях. Основа их хозяйства - кочевое скотоводство. В 12 в. общественный строй половцев изменяется: от военной демократии они переходят к феодальному обществу. Социальная стратификация у половцев была следующая: ханы (правители), феодалы (воины), рядовые кочевники, черный люд (зависимые). Становление половецкой государственности было прервано в 13 в. монголо-татарами, знать уничтожена, население покорено Ордой.

После разгрома Хазарского каганата (965 г.) киевский князь Святослав с дружиной двинулся на Тамань и овладел городом Тумен-тарханом, который в русские называли Тмутаракань. В конце 10 в. (988 г.) при князе Владимире Тмутаракань и Керчь с сельскохозяйственными округами составили территорию Тмутараканского княжества, вошедшего в состав Киевской Руси. На Тамань был направлен княжить сын Владимира Мстислав. Тмутаракань была крупным политическим и экономическим центром. Население было разноэтничным: русские, греки, евреи, косоги и др. С местных племен Мстислав, прозванным Удалым, брал дань. В его правление Тмутараканское княжество переживало период расцвета. Княжество контролировало Подонье, Кубань, Нижнюю Волгу и определяло политику всего Северного Кавказа.

После смерти Мстислава Тмутаракань стала местом для князей-изгоев. С 1094 г. Тмутаракань не упоминается в русских летописях. Половцы отрезали Тмутараканское княжество от Киевской Руси. Город стал подчиняться Византии. При генуэзцах (13 в.) на месте Тмутаракани была построена крепость Матрега. Город был вовлечен в мировую торговлю с Западной Европой и Востоком. В 15 в. Таманский полуостров вошел в состав Крымского ханства.

3. Итальянская колонизация Северного Причерноморья.

Со второй половины 13 в. по 15 в. на берегах Черного и Азовского морей существовали колонии, основанные жителями Генуи. Монголо-татарское нашествие нарушило торговлю между Западом и Востоком. Нужно было искать новые торговые пути на Восток. И они были найдены - через Азовское и Черные моря. Разгорелась ожесточенная борьба между Генуей, Венецией, Византией за обладание северным побережьем Черного моря. В этой схватке верх одержала Генуя.

На побережье Черного и Азовского морей было основано 39 торговых поселения (порты, пристани, стоянки), протянувшиеся от Тамани до современного Сухуми. Центром генуэзских колоний стала Кафа (Феодосия) в Крыму. На территории нашего края генуэзцами были основаны города Матрега (совр. Тамани), Копа (Славянск - на-Кубани), Мапа (Анапа).

Основной формой колониальной деятельности генуэзцев на Северо-Западном Кавказе была посредническая торговля. С местным адыгским населением она носила меновый характер, т.к. адыги вели натуральное хозяйство. С Черного моря вывозились сельскохозяйственные товары, рыба, лес, рабы. Импорт составляли соль, мыло, цветное стекло, керамика, ювелирные украшения. К 14-15 вв. вспыхивали многочисленные восстания местного населения против генуэзских купцов. В 15 в. угроза генуэзцам стала исходить от турок. К концу 15 в. они захватили Крым и Кавказ, которые были включены в состав Османской империи.

Генуэзское господство в Северном Причерноморье имело как отрицательные, так и положительные моменты. К первым относится грабительский характер их торговли и хозяйствования, работорговля, что тормозило развитие адыгского общества. К положительным моментам можно отнести ускорившуюся дифференциацию адыгского общества, культурный обмен между народами, некоторое улучшение материального быта адыгов.

4. Адыги и ногайцы: социально-экономическое, политическое и культурное развитие в 16 – начале 18 вв.

В период раннего средневековья на территории края проживали адыгские племена. Адыги - собирательное название группы родственных племен Северного Кавказа. В Европе их называли черкесами. С 15 в. адыги попали в зависимость от Крымского ханства.

Основное занятие адыгов - земледелие. Развито было огородничество и садоводство. Так же адыги занимались скотоводством, большое внимание уделяли коневодству. Торговля была развита слабо и существовала в форме товарообмена. До активной турецкой экспансии адыги в основной массе исповедовали христианство.

К середине 16 века у адыгов, обитавших в предгорьях левобережной Кубани, завершался процесс разложения патриархально-родовых отношений. А ко второй половине 18 века у западных адыгов и ногайцев оформилась свойственная феодальному обществу сословно-классовая структура. На верху формирующейся феодальной социальной иерархической лестницы у адыгов находились пши - князья, являвшиеся владельцами земли и живущего на ней населения. Ближайшими вассалами адыгских князей – пши были тлекотлеши , что означает «сильный род» или «рожденный от могущественного». Получив землю и власть, они распределяли участки земли между уорками – дворянами, стоявшими несколько ниже по иерархической лестнице, и общинниками - тфокотлями , получая с них отработочную и натуральную ренту. Другой категорией крестьян были крепостные-пшитли. Они находились в поземельной и личной зависимости от феодальных владельцев.

Основной чертой феодальных отношений у адыгов была феодальная собственность на землю. К особенностям горского феодализма относится и наличие таких патриархально родовых пережитков, как куначество (побратимство), аталычество, взаимопомощь, кровная месть. Аталычество – обычай, по которому ребенка после рождения передавали на воспитание в другую семью.

Внутренняя торговля была развита слабо в силу натурального хозяйства она носила характер простого товарообмена. У адыгов не было купеческого сословия и отсутствовала денежная система.

На Правобережной Кубани жили тюркско-монгольские племена ногайцев , которые вели в основном кочевой образ жизни и занимались скотоводством. Их мурзы (мирзы) – крупные феодалы, главы отдельных орд и родов - владели несколькими тысячами голов скота. В целом же феодальная верхушка, по своей численности небольшая (четыре процента населения), владела примерно двумя третями всего кочевнического стада. Неравномерное распределение основного богатства - скота - лежало в основе сословно-классовой структуры общества.

Номинально во главе всей Ногайской орды находился хан вместе с наследником нурадином и военачальником. Фактически же орда к этому времени уже распалась на более мелкие образования, слабосвязанные как между собой, так и с верховным правителем. Во главе этих улусов находились мурзы , добившиеся наследственного перехода своих владетельных прав. Значительную прослойку ногайской знати составляло мусульманское духовенство-ахуны, кади и др. К низшим слоям ногайского общества относились свободные крестьяне-скотоводы.Следующей группой были чагары - крепостные крестьяне, находившиеся как в экономической, так и в личной зависимости от верхушки ногайских феодалов. На самой низшей ступени ногайского общества располагались рабы. Ногайцы исповедовали мусульманскую религию.

Особенностью кочевого феодализма у ногайцев было сохранение общины. Однако в руках феодалов уже сосредоточилось право регулировать перекочевки и распоряжаться пастбищами и колодцами.

Невысокий уровень общественно-экономических отношений задерживал развитие единой общественно-политической организации. Единого государства ни у Закубанских адыгов, ни у ногайцев не сложилось. Натуральность хозяйства, отсутствие городов и достаточно развитых экономических связей, сохранение патриархальных пережитков – все это было основными причинами феодальной раздробленности на территории Северо-Западного Кавказа.

М.В. Покровский

Из истории адыгов в конце XVIII - первой половине XIX века

Очерк первый. Социально-экономическое положение адыгов в конце XVIII - первой половине XIX в

Занятия

Природно-географические условия Западного Кавказа весьма разнообразны. В прошлом это оказало значительное влияние на хозяйственную деятельность местного населения и определило ее специфику в отдельных районах.

В низменной прикубанской полосе, отличающейся своими плодородными почвами, очень рано развилось оседлое земледелие. Автору настоящей работы неоднократно удавалось находить в культурном слое древних меото-сарматских городищ и в могильниках, датируемых IV в. до н. э. - II -III вв. н. э., обуглившиеся зерна пшеницы, проса и других культурных растений. Здесь же были обнаружены каменные ручные жернова, железные серпы и другие земледельческие орудия. Есть все основания утверждать, что у отдаленных предков адыгов уже в I тысячелетии до н. э. земледелие было достаточно широко развито, а дальнейшее поступательное развитие его наблюдалось и в средние века.

Особенно ярко иллюстрируют эту мысль находки, сделанные летом 1941 г. при постройке Шапсугского водохранилища на левом берегу р. Афипс, близ г. Краснодара. При сооружении дамбы водохранилища были вскрыты древний могильник с грунтовыми и курганными погребениями XIII -XV вв. и территория прилегающего к нему селища, относящегося к тому же времени. Среди прочих предметов были найдены железные серпы и лемеха для плугов, каменные жернова, кетмени для раскорчевки кустарников и другие орудия, свидетельствующие о развитом пашенном земледелии. Кроме того, здесь же обнаружен ряд вещей, говорящих о том, что местное население занималось скотоводством и ремеслом (кости домашних животных, ножницы для стрижки овец, кузнечные молоты, щипцы и т. д.).

Такие же находки были найдены и при раскопках других средневековых поселений Прикубанья.

Не останавливаясь на ряде литературных источников, укажем, что существование у адыгов развитого земледелия подтверждается для более позднего времени и русскими официальными документами. Из них. особенно интересны:

1) ордер А. Головатого от 16 декабря 1792 г., предписывавший начальнику Таманского отряда Савве Белому организовать для переселенцев Черноморского казачьего войска покупку у горцев семян злаков; 2) донесение атамана Черноморского казачьего войска Котляревского императору Павлу I, в котором сообщалось, что ввиду острого недостатка хлеба во вновь основанном войске пришлось распорядиться снабжать «состоящих на пограничной страже казаков вымениваемым у закубанцев за соль хлебом».

Учитывая все сказанное, следует решительно отказаться от довольно распространенного взгляда, что земледелие у адыгов в XVII -XVIII вв. якобы имело крайне примитивный характер. С. М. Броневский, характеризуя хозяйственную жизнь адыгов в начале XIX в., писал: «Сельское хозяйство разделяется у них на три главнейшие отрасли: земледелие, конные заводы и скотоводство, заключающее рогатый скот и овец. Черкесы, пашут землю плугами наподобие украинских, в которые впрягают несколько пар быков. Больше всякого хлеба сеют просо, потом турецкую пшеничку (кукурузу), яровую пшеницу, полбу и ячмень. Жнут хлеб обыкновенными серпами; молотят хлеб балбами, то есть топчут и перетирают колосья посредством лошадей или быков, припряженных к доске, на которую наваливают тягость, точно так, как в Грузии и Ширване. Перетертую солому, вместе с мякиной и частью зерен, дают в корм лошадям, а чистый хлеб прячут в ямы. В огородах сеют овощи: морковь, свеклу, капусту, лук, тыквы, арбузы, и сверх того у всякого в огороде есть табачная гряда». Не может быть сомнений в том, что описанный С. М. Броневским уровень развития земледелия был достигнут на базе старой местной земледельческой культуры.

Роль земледелия в жизни адыгов нашла отражение и в их языческом пантеоне. Хан-Гирей сообщал, что в 40-е годы XIX в. изображение, олицетворявшее божество земледелия Созерешь, в виде самшитового бревна с отходящими от него семью сучьями, имелось в каждой семье и хранилось в хлебном амбаре. После уборки урожая, в так называемую созерешеву ночь, совпадавшую с христианским праздником рождества, изображение Созерешь переносили из амбара в дом. Прилепив к сучьям восковые свечи и подвесив к нему пирожки и куски сыра, его ставили на подушки и совершали молитвы.

Совершенно естественно, конечно, что горная полоса Западного Кавказа была менее удобна для пашенного земледелия, чем Прикубанская низменность. Поэтому. скотоводство, огородничество и садоводство играли здесь значительно большую роль, чем хлебопашество. Жители гор в обмен на хлеб отдавали обитателям равнин скот и ремесленные изделия. Особенно важным было значение этого обмена для убыхов.

Скотоводство адыгов также имело довольно развитый характер вопреки распространенному в исторической литературе мнению о его крайней отсталости. Многие авторы утверждали, что в силу этой отсталости скот даже зимой находился на подножном корму. В действительности. зимнее время он спускался с горных пастбищ в леса или камышовые заросли Прикубанской равнины представлявшие прекрасное убежище от непогоды и ветров Здесь животных кормили припасенным заранее сеном. Сколько его заготовлялось на зиму для этой цели, можно судить по тому, что во время зимней экспедиции 1847 г. в земли абадзехов генерал Ковалевский умудрился сжечь там более миллиона пудов сена.

Широкому развитию скотоводства содействовало обилие лугов. На богатых сенокосах и пастбищах паслись огромные отары баранов, стада крупного рогатого скота и табуны лошадей.

Косвенно о размерах скотоводства и его характере можно получить представление по данным М. Пейсонеля, который сообщал, что горцы ежегодно забивали до 500 тысяч баранов и продавали до 200 тысяч бурок. Сведения об экспорте в конце XVIII в. показывают, что значительное место во внешней торговле адыгов занимали кожи, немытая шерсть, шкуры, различные изделия из шерсти.

У скотоводов особенно ярко проявлялись черты и пережитки родового строя. Например, осенью некоторые семьи выгоняли в священную рощу одну из своих коров, предназначенную в жертву богу Ахину, привязав к ее рогам куски хлеба и сыра. Окрестные жители сопровождали жертвенное животное, которое называлось самошествующей ахиновой коровой, и затем резали его. Ахин - покровитель стад рогатого скота - явно принадлежал к старой языческой религии с ее культом общинных священных мест, рощ и деревьев, с общеаульными молениями и жертвоприношениями. Характерно, что на месте закалывания животного с него не снимали кожу, а там, где ее снимали, не варили мяса; где его варили, там не ели, а совершали все это, .поочередно переходя с одного места на другое. Возможно, что в этих особенностях жертвенного ритуала проявлялись черты древнего кочевого быта скотоводов. Впоследствии они приобрели характер религиозного обряда, сопровождавшегося пением специальных молитвенных песен.

Следует, однако, оговориться, что в. рассматриваемый нами период времени (конец XVIII - первая половина XIX в.) у скотоводов резко возрастает имущественная дифференциация. Большое количество скота сосредоточивали в своих руках князья, дворяне, старшины и многие зажиточные общинники - тфокотли. Труд рабов и крепостных довольно широко применялся во время сенокоса и заготовки кормов для скота. С конца XVIII в. крестьяне стали проявлять сильное недовольство захватом лучших пастбищ местными феодалами.

К концу XVIII в. большое значение приобрели конские заводы, принадлежавшие князьям и богатым стар-шинам. По сведениям С. М. Броневского, многие из них поставляли лошадей различным адыгейским народам и даже, как это ни покажется странным, полкам русской регулярной кавалерии. Каждый завод имел особое тавро, которым клеймил своих лошадей. За подделку его виновные подвергались суровому наказанию. Для улучшения конского поголовья владельцы заводов покупали в Турции арабских жеребцов. Особенной известностью пользовались термиргоевские лошади, которые продавались не только на Кавказе, но и вывозились во внутренние районы России.

Земледелие и скотоводство не были единственным хозяйственным занятием адыгов. Большое развитие получило у них птицеводство, а также плодоводство и виноградарство. Обилие фруктовых садов, особенно в приморской части, всегда обращало на себя внимание иностранных путешественников и наблюдателей, например Белля, Дюбуа де Монпере, Спенсера и др.

Не менее успешно занимались адыги и пчеловодством. Они владели «знатными пчельниками» и вывозили много меда и воска на русские рынки и за границу. «В Ачипсу,- писал Ф. Ф. Торнау,- имеется отменный мед, добываемый от горных пчел, гнездящихся в расщелинах скал. Этот мед очень душист, бел, тверд, почти как песочный сахар, и весьма дорого ценится турками, от которых медовеевцы выменивают необходимые ткани исключительно на мед, воск и на девушек», О развитии пчеловодства у адыгов свидетельствует тот факт, что существовавшие в 60-х годах XIX в на Северо-Западном Кавказе крупные пчельники, принадлежавшие русским предпринимателям, обслуживались, как правило, наемными рабочими из числа адыгов.

Иностранные корабли ежегодно вывозили с кавказского побережья Черного моря большое количество тисового и самшитового дерева и строевой лес. Самшит адыги обменивали на соль (пуд за пуд), в которой они испытывали острую нужду.

Археологические данные говорят о том, что уже в XIII -XV вв. на адыгской территории изготовлялись изделия из железа (лемеха, топоры, кирки, ножницы, кузнечные молоты и т. д.). В XVIII -XIX вв. эта отрасль ремесленной деятельности получает такое развитие, что начинает ощущать нехватку сырья.

Одним из наиболее сложных для русских властей всегда был вопрос о пропуске за Кубань железа. Как правило, горцы, «приносившие покорность», настойчиво требовали, чтобы железо провозилось к ним свободно. Боясь, что оно будет использовано для производства оружия, царская администрация пыталась регламентировать нормы железного экспорта, скрупулезно определяя потребность в железе для изготовления сельскохозяйственных орудий. На этой почве возникало бесконечное количество недоразумений и противоречивших друг другу распоряжений.

В XVIII -XIX вв. довольно многочисленную группу адыгского населения составляли мастера кузнечного дела. Наряду с ними особое место занимали мастера-оружейники, изготовлявшие холодное оружие в серебряной оправе.

Женщины делали позументы для поясов и для обшивки праздничной одежды мужчин, ткали сукна для мужской одежды и тонкие шерстяные материи для себя. По свидетельству Ф. Ф. Торнау, который наблюдал быт адыгов, когда находился у них в плену, черкешенки отличались замечательным искусством во всех этих работах, обнаруживая «хороший вкус и отличное практическое приспособление».

Во многих аулах ремесленники изготовляли бурки, седла, ружейные чехлы, обувь, арбы, варили мыло. «Козаки,- писал С. М. Броневский,- весьма уважают черкесские седла и стараются снабжать себя оными в рассуждении отменной легкости и ловкости деревянных арчаков и прочности кожаных тебеньков, служащих вместо чепрака. Черкесы приготовляют также порох и всякой для себя делает селитру из быльника (бурьяна), в июле собираемого, который, очистив от листьев и отростков, один стебель сожигают».

По подсчетам О. В. Маркграфа, у коренных жителей Северного Кавказа насчитывалось 32 кустарных промысла: скорняжный, шорный, сапожный, токарный, колесный, арбяной, производство бурок, сукон, красок, плетений из прутьев, циновок, соломенных корзин, мыла и др.

Однако лишь кузнечное дело, изготовление оружия и ювелирное искусство поднялись до положения настоящего ремесла, то есть производства изделий на заказ и на продажу. Все остальные виды ремесленной деятельности были тесно связаны с сельским хозяйством и скотоводством и ориентировались в основном на удовлетворение потребностей семьи.

Из истории адыгов в конце XVIII - первой половине XIX века: Социально-экономические очерки.

- Краснодар, 1989.

От редакции

Введение

Очерк первый. Социально-экономическое положение адыгов в конце XVIII - первой полов. XIX в

Территория

Общественный строй

Тфокотли и образование новой феодальной прослойки

Унауты, пшитли и оги

Очерк второй. Поселение Черноморского казачьего войска на Кубани

Очерк третий. Торговые связи адыгов с русским населением Прикубанья и экономическое проникновение России на Западный Кавказ

Русско-адыгейские торговые связи

Русско-адыгейская торговля и регламентация ее царизмом

Очерк четвертый. Политика царизма по отношению к адыгской феодальной знати

Адыгское дворянство и царизм в конце XVIII в.

Военная поддержка адыгских дворян и князей русским правительством

Вопрос о сословных привилегиях адыгского дворянства.

Очерк пятый. Отношение российской администрации к адыгским рабам, крепостным и их владельцам

Бегство адыгских рабов и крепостных в Россию и причины этого явления

Прием беглых адыгских рабов и крепостных русскими властями как средство воздействия на их владельцев.

Волнения адыгов-казаков Черноморского войска в 1844 - 1846 гг

Очерк шестой. Мюридизм на Западном Кавказе.

Распространение мюридизма на Западном Кавказе.

Организация управления подчиненных Магомед-Амином адыгских народов.

Рост движения адыгского населения против власти Магомед-Амина

Очерк седьмой. Западный Кавказ в годы Крымской войны .

Организация обороны Западного Кавказа к началу Крымской войны

Безуспешные попытки поднять адыгов на борьбу против России

Военные действия на Западном Кавказе в годы Крымской войны

Очерк восьмой. События на Западном Кавказе после окончания Крымской войны (1856-1864 гг.).

Библиографический список

От редакции

Автор настоящих очерков - краснодарский ученый Михаил Владимирович Покровский (1897-1959), доктор исторических наук, прошел интересный, но нелегкий путь от выпускника местного пединститута, затем учителя истории до заведующего кафедрой истории СССР в родном вузе. Более двадцати лет он посвятил разработке вопросов, которые освещаются в настоящей книге. Из месяца в месяц, из года в год, изучая в архивах тысячи пухлых дел (единиц хранения) вековой давности, тщательно восстанавливал факты, проверял и перепроверял их, анализировал связи между ними... Для него адыгские народы в XVIII - XIX вв. прежде всего творцы самобытной, противоречивой и интересной истории. Именно поэтому усилия исследователя сосредоточивались на проникновении в давно минувшую эпоху. Его работа, как и всякое серьезное историческое сочинение, ценна не только обилием познавательного фактологического материала.

Для современного читателя сама увлеченность автора избранной темой, желание глубоко и объективно разобраться в сложнейших политических и социально-экономических перипетиях при искреннем уважении к истории каждого народа - все это, несомненно, может послужит примером воспитания историзма мышления, дефицит которого стал, к сожалению, остро ощущаться в последнее время.

В этой связи заслуживает внимания характерная особенность научного метода. Располагая массой противоречивых фактов, он не оказался в плену тенденциозности и умел видеть за многочисленными и разнообразными подробностями бытия общие закономерности исторического прогресса.

В результате продолжительного поиска он пришел к ряду обоснованных выводов, среди них особое звучание имеет заключение о взаимном проникновении культур двух соседних народов - русских и адыгов, которые, несмотря на длительно сохранявшуюся нестабильную обстановку в крае, рядом пахали землю, косили сено, ловили рыбу... Все это порождало возможность социально-политических общений между низами казачьего войска и крестьянской массой адыгского населения. Не случайно участники казачьего бунта в 1797 г. заявили начальству, что если их требования не будут удовлетворены, то они перебьют офицеров, а сами «уйдут к черкесам». С другой стороны, надежды на избавление от тяжелой участи раба, крепостного, свободолюбивые устремления находившихся под угрозой закрепощения крестьян-адыгов были связаны с переходом в пределы России, о чем свидетельствовали потоки горцев-беженцев.

Такая ситуация привела к тому, что к началу 50-х годов XIX в. и военная напряженность, и мюридистское движение на Западном Кавказе стали ослабевать и, казалось бы, должны прекратиться. Но этого не произошло.

показывает те силы, которые осложнили положение на Кавказе: вмешательство султанской Турции и ее европейских союзников , официальный курс российского царизма, двусмысленная политика местной дворянско-княжеской и старшинской верхушки, усилия вдохновителей мюридизма...

Из всех вопросов, освещаемых в предлагаемых читателю очерках, наиболее важными оказались те, которые относятся к социальному и экономическому развитию адыгских народов. Автор особо подчеркивает необходимость исследования этого круга проблем, чтобы подойти к правильному пониманию важнейших политических событий, происходивших на Западном Кавказе в первой половине XIX в.

Глубокое проникновение в фактический материал позволило сделать обоснованный вывод: особенности возникновения и становления феодализма у адыгов - одно из наиболее своеобразных явлений истории Кавказа. Феодализм здесь складывался на базе разложения традиционно-общинных отношений, хотя рабство как хозяйственный уклад существовало. Феодализирующаяея знать стремилась распространить свои владельческие права на общинные земли, но ей не удалось законодательно оформить этот захват. Социальная верхушка успела фактически присвоить часть земли, однако юридические права на землю сохранялись за общиной (псухо). Последняя имела черты поземельной (сельской) общины.

Подробно рассматривая, каково было действительное значение различных родовых пережитков и феодальных отношений в общественной жизни адыгов, ученый отмечает, что темпы феодализации, сам процесс развития феодализма у разных адыгейских народов неодинаковы. Они зависели от географических условий, степени устойчивости общины и ее институтов, от расстановки социальных сил и ряда других моментов

Значительное место в очерках занимает история антифеодальной борьбы у адыгов. Автор подробно характеризует положение и взаимоотношения отдельных категорий населения, показывает высокую степень имущественной дифференциации и остроту социальных противоречий, выливавшихся в вооруженные столкновения тфокотлей с дворянской знатью.

Касаясь событий периода Крымской войны, на конкретных фактах исследует деятельность различных политических авантюристов , направляемых как из Лондона, так и из Константинополя на Кавказ, раскрывает последствия подобных провокаций/Не остается без внимания историка и такой трудный вопрос, как переселение части горцев в Турцию, хотя автор и не претендует на его полное освещение.

Следует отметить, что восемь очерков, подготовленных, отнюдь не являются попыткой изложить всю многогранную историю адыгов. Некоторые вопросы, например материальная и духовная культура адыгов в конце XVIII - первой половине XIX в., изложены довольно кратко, другие - всего лишь как фон событий либо остались за рамками повествования.

Настоящее издание - посмертное. Поэтому для полного сохранения авторской рукописи проявлена повышенная осторожность. В необходимых случаях произведены сокращения повторов и перегрузок фактическим материалом, уточнения терминов и имен. Однако в большинстве своем личные имена и географические названия даются в том написании, в каком они приводятся автором, очевидно следовавшим за текстом источников. Что же касается принципиальных обобщений и выводов, то они не только не опускались, но и не подвергались каким-либо исправлениям. Поэтому самобытность авторского текста сохранена полностью.

Отличительной особенностью манеры письма является весьма удачное введение в ткань повествования материалов из источников, всегда со ссылками на адрес заимствования.

В данном случае мы считаем себя вправе сократить число ссылок, особенно на те источники, которые уже упоминались ранее, но цитаты оставлены. Наличие библиографического списка оправдывает целесообразность такого подхода. Вместе с тем представляется необходимым оставить именно те издания" произведений, которыми пользовался автор, в частности 1-е издание Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса. Ссылки на документы государственного архива Краснодарского края также отражают учетные данные, принятые в период работы над очерками, завершенными в 1958 г.

Нет сомнения в том, что за последние 25-30 лет советское кавказоведение значительно продвинулось вперед. Об этом убедительно свидетельствуют выход в свет монографий «Общественный строй адыгских народов (XVIII - первая половина XIX в.)» (М.,1967), «Социально-экономическое и политическое положение адыгов в XIX в.» (Майкоп, 1986), издание серии «История народов Северного Кавказа» (М., 1988) и др.

Надеемся, что и настоящие очерки не только помогут массовому читателю лучше узнать историю адыгских народов, но и станут определенным вкладом в советское кавказоведение.

Редакция выражает благодарность, который бережно сохранил и предоставил для опубликования рукопись своего отца.

ВВЕДЕНИЕ

Братская дружба между всеми народами, входящими в состав Советского Союза,- одна из основ могущества советского государственного и общественного строя.

Отсюда понятно, как ответственна и важна задача глубокого изучения и правдивого освещения ряда проблем исторического развития народов нашей страны. К числу таких проблем относится социально-экономическая история адыгских народов в XVIII - XIX вв.

Кавказ с его природными богатствами и выгодным географическим положением на рубеже между Европой и Азией являлся в конце

XVIII и XIX в. ареной борьбы между Россией, Турцией и Англией. Кавказский вопрос был частью восточного вопроса, представлявшего тогда одну из актуальных проблем международной политики. Этим и объясняется, в частности, стремление европейской дипломатии вовлечь адыгов в военные конфликты, имевшие место в 20-50-х годах XIX в. на Ближнем и Среднем Востоке.

Отмеченная роль Кавказа в международных отношениях объясняет тот повышенный интерес различных общественных кругов России и западноевропейских стран к населявшим его племенам и народам, который вызывал постоянный поток наблюдателей, путешественников, журналистов, бытописателей, романистов, явных и тайных агентов заинтересованных в Кавказе держав, а также появление обширной литературы, накопившей большой фактический материал и оставившей немало ценных наблюдений.

Подлинно научный теоретический анализ и обобщение собранного конкретного историко-этнографического материала, относящегося к адыгским народам, остались в буржуазной науке нерешенными. И это прежде всего касается вопроса о характере общественных отношений.

Глубокое же изучение их имеет не только общенаучный исторический интерес, но, что особенно важно, позволяет подойти к правильному пониманию многих важнейших политических событий, происходивших на Западном Кавказе в XIX в. Одно это уже в достаточной степени говорит о необходимости и актуальности дальнейшей научной разработки вопросов, связанных с общественным устройством адыгов.

К сожалению, от самих адыгов до нас не дошло письменных источников ввиду отсутствия у них письменности, и изучение их общественного строя, трудное само по себе благодаря своеобразию их общественного развития, усложняется еще более этим обстоятельством. Обычное право адыгов сохранялось только в устной традиции и подверглось позднейшей литературной обработке в качестве материалов по обычному праву.

В силу этого исследователю, помимо использования записок путешественников и наблюдателей (русских и иностранных), записок и рассказов современников (адыгов на русской службе или же русских офицеров - участников Кавказской войны) и т. д., главным образом приходится обращаться к глубокому изучению многочисленных архивных материалов, которые единственно могут пролить свет на состояние этого вопроса.

Со времени образования Старой линии и поселения Черноморского казачьего войска на Кубани появляется ряд материалов и документов, позволяющих с достаточной отчетливостью представить этническую карту северо-западной части Кавказа, а также многие стороны и общественной жизни. К числу этих материалов относятся:

1. Обширная военно-административная переписка, содержащая сведения об отдельных народах, их общественном устройстве, хозяйстве и происходившей у них социальной борьбе.

2. Военно-топографические и этнографические описания Западного Кавказа.

В официальных рапортах и донесениях, докладных записках н отзывах, приказах и отношениях содержится большое количество данных, касающихся самых различных сторон жизни адыгов.

Настоящая работа написана на основании документов, хранящихся в государственном архиве Краснодарского края (ГАКК), Центральном государственном историческом архиве СССР (ЦГИА СССР) и некоторых других.

В данном исследовании освещаются вопросы, связанные с характеристикой уровня развития производительных сил и социальной структурой населения Западного Кавказа, а также и с ходом экономического проникновения России сюда начиная с момента переселения на Кубань Черноморского казачьего войска; политика России и Турции по отношению к различным общественным категориям ады-ских народов, военно-политические события, которые непосредственно предшествовали завоеванию Кавказа царизмом и которые рисуют сложную картину социальных и политических противоречий, развернувшихся у адыгов на последнем этапе борьбы за Кавказ между Россией, западноевропейскими державами и Турцией.

Нужно решительно отказаться от недостаточно четкого и формального подхода, игнорирующего общественное расслоение адыгов и затушевывающего остроту социальных противоречий, связанных с феодализацией адыгейского общества. Эти противоречия создавали состояние непрерывных вооруженных столкновений между отдельными социальными группами адыгейского общества, переплетающихся с общими событиями в крае. В происходившей борьбе отдельные социальные группы занимали совершенно различные политические позиции по отношению к складывавшейся международной обстановке, и на них стремились влиять в своих интересах боровшиеся за Кавказ европейские державы и Турция.

Это обстоятельство выразилось не только в том, что дворянство и старшинская знать настойчиво втягивались ими в русло своей политики на Кавказе, но и в том, что свободный крестьянин (тфокотль) также явился объектом напряженного дипломатического внимания и воздействия правительственных кругов Турции, Англии и царской России.

Борьба между ними «за тфокотля» проходила красной нитью через ряд десятилетий Кавказской войны и принимала порой причудливый рисунок мероприятий, доходивших до провозглашения независимости тфокотлей от феодальных посягательств со стороны князей и дворян. Более того, даже несвободное население Северо-Западного Кавказа, рабы и крепостные (унауты и пшитли), тоже было втянуто в орбиту европейской политики и использовалось в сложной политической игре. В частности, царизм, наряду с методами открытой военно-колониальной экспансии, широко применял по отношению к указанным социальным группам населения и демагогию, не останавливаясь перед освобождением беглых рабов и крепостных и возведением части их «в казачье достоинство», в целях политического воздействия на их владельцев.

На основании архивных материалов и иностранных печатных источников можно проследить, каким воздействиям подвергались отдельные социальные группы населения со стороны иностранных правительств.

Изучение материалов, относящихся к экономическим и культурным связям русского населения Северо-Западного Кавказа с адыгами, позволило установить, что, несмотря на военно-колониальный режим царизма со всеми его отрицательными сторонами, здесь уже с конца XVIII в. стал развиваться оживленный торговый обмен, далеко выходивший за рамки официально признававшейся «меновой торговли».

Торговые сношения адыгов с русским населением серьезно препятствовали укреплению позиций Турции и стали предметом конкурентной борьбы, в которой приняла участие и английская торговая компания, основанная в Трапезунде. Английские правящие круги прекрасно понимали опасность экономического проникновения России на Кавказ и примириться с ним не могли, ибо это значило признать ее притязания на Кавказ.

В сложном переплетении военно-политических событий, разыгрывавшихся на Западном Кавказе, с моментами внутренней социальной борьбы, протекавшей у адыгов, отчетливо прослеживается стремление основной массы коренного населения к сближению с русским народом, прорывавшееся через все препоны колониальной политики царизма, интриги Турции и европейских держав. В основе этого явления лежало отмеченное Ф. Энгельсом, несмотря на колониальный характер политики русского самодержавия на Кавказе, общее цивилизующее влияние России «для Черного и Каспийского морей».

Полемизируя с английскими рецензентами, обрушившимися на книгу Гакстгаузена «Закавказье, очерки народов и племен между Черным и Каспийским морями», автор которой проводил мысль о положительном влиянии России на народы Кавказа, писал в № 7 «Современника» за 1854 г.: «Автор знаменитого путешествия, коротко узнав Россию, полюбил ее, и его «Закавказье» проникнуто симпатией к России и к русскому владычеству за Кавказом. Английские рецензенты, конечно, называют это если не пристрастием, то предубеждением. В самом деле, барон Гакстгаузен до того предубежден, что думает, будто бы, «поддерживая гражданский порядок в закавказских областях и цивилизуя их, русские пролагают путь цивилизации и в прилежащие азиатские страны». Сколько мы можем быть судьями в собственном деле, нам кажется, что эта истина довольно простая; если память нас не обманывает, в ней даже и не думали сомневаться до начала войны ни англичане, ни французы».

Постоянно общаясь с русским населением, адыги в свою очередь (оказывали влияние на его быт. Это выразилось в заимствовании казаками адыгского костюма (черкески, бурки, бешметы, папахи, ноговицы), а также предметов кавалерийского снаряжения и конской упряжи. Адыгские арбы широко вошли в быт станичного населения Черномории и использовались им в распутицу как главный вид транспорта.

Создание так называемой черноморской породы лошадей, получившей широкую известность на русских и иностранных рынках (во время франко-прусской войны 1870 г. вся прусская ар-артиллерия обслуживалась лошадьми этой породы), было связано со скрещиванием адыгской лошади с лошадьми, приведенными казаками из Запорожья.

Сообщение по р. Кубани производилось почти исключительно на лодках, изготовлявшихся адыгейскими мастерами, жившими в прикубанских шапсугских и бжедухских аулах. Эти мастера делали не только небольшие лодки, применявшиеся для переправы через реки и для рыбной ловли, но изготовляли и более крупные суда, поднимавшие по нескольку сотен пудов груза и совершавшие плавания по всему среднему и нижнему течению р. Кубани.

Высокий уровень адыгского садоводства оказал свое влияние на развитие садов в Черномории, где широко культивировались сорта адыгских яблонь, вишен и груш. Адыги охотно привозили саженцы плодовых деревьев на русские базары и ярмарки, продавая их по дешевой цене.

В области пчеловодства казаки, а затем и «иногородние промышленники» также почти целиком следовали приемам, применяемым адыгами в уходе за пчелами, а в 50-х годах XIX в. крупные пасеки, поставляющие мед в Ростов и Ставрополь, обслуживались исключительно трудом наемных адыгов.

Сближение адыгского населения с русским нашло свое выражение и еще в целом ряде моментов, отмеченных в настоящей работе.

Насколько велика была тяга народных масс к прекращению войны с Россией и установлению мирных отношений, можно судить по тому, что ни во время русско-турецкой войны 1828-1829 гг., ни во время Крымской войны 1853-1856 гг. зарубежной дипломатии так и не удалось поднять их на борьбу против России.

В особенности интересны события, развернувшиеся на Западном Кавказе во время Крымской войны. В критический момент борьбы враждебная России коалиция пустила в ход все имевшиеся в ее распоряжении средства для привлечения на свою сторону адыгов Ей удалось заручиться поддержкой части протурецки настроенной верхушки, но народные массы ей в этой поддержке решительно отказали. Даже предпринятый в конце февраля 1855 г. с целью вывести из состояния политической пассивности тфокотлей штурм Новороссийска союзной эскадрой не достиг желаемых результатов, и официальные документы лондонского адмиралтейства отражают глубокое разочарование по этому поводу английского командования (9, 100-102). Вопросам чисто военной истории в работе уделено сравнительно немного места, поскольку имеется достаточное количество трудов, подробнейшим образом освещающих внешнюю сторону Кавказской войны. Не ставя поэтому перед собой такой задачи, мы сосредоточили внимание в этой области лишь на тех событиях, которые дают некоторые новые данные относительно агрессивных планов иностранных держав на Кавказе.

Очерк первый.

Социально-экономическое положение адыгов в конце XVIII - первой половине XIX в

Территория

Западная часть Кавказского хребта с прилегающей к нему полосой предгорий, спускающихся к Кубанской низменности, в XVIII в. была занята адыгейскими народами. Ко времени продвижения государственной границы России к р. Кубани они прошли длительный путь исторического развития. На страницах русских летописей адыги впервые упоминаются под именем касогов при описании событий 965 г. Однако более или менее ясные сведения о них относятся лишь к концу XVIII - началу XIX в.

Отдельные адыгские народы расселялись за р. Кубанью следующим образом. Вдоль Главного Кавказского хребта и по берегу Черного моря в общем направлении с северо-запада на юго-восток располагались земли натухайцев. Пo своей форме они напоминали большой треугольник, основание которого упиралось в р. Кубань, а вершина выходила на Черноморское побережье, к югу от Геленджика. В этом треугольнике, кроме основного нахухайского населения, от Цемесской бухты до р. Пшады жили шапсуги, называемые в официальной переписке «шапсугскими натухайцами», а в окрестностях Анапы - небольшое племя хейгаков. (К началу XIX в. они расселились по натухаиским аулам.)

//Термины: адыгские (адыгейские) народы, адыги, горцы, черкесы - употребляются в настоящей работе в качестве синонимов. Термин племена, встречающийся в архивных и литературных источниках, применительно к рассматриваемому периоду соответствует описательному понятию народы и научному - субэтнические группы адыгейского народа (абадзехи, бесленеевцы, бжедухи, хатукаевцы, шапсуги и т. д.).

К востоку от натухайдев обитали шапсуги, делившиеся на больших и малых (так называемые Большой Шапсуг и Малый Шапсуг. Большой Шапсуг был расположен к северу от Главного Кавказского хребта, меж ду реками Адагумом и Афипсом, а Малый - к югу от него и выходил к Черному морю. С востока он был ограничен р. Шахе, за которой жили убыхи и с запада р. Джубгой, отделявшей его от натухайцев. Шапсугская территория была значительно больше натухайской, но она имела много труднодоступных и малонаселенных горных пространств.

На восток от Большого Шапсуга, в глубине Кавказских гор и на их северном склоне, находилась область самого многочисленного адыгейского народа - абадзехов. С севера ее отделяли от р. Кубани земли бжедухов, с востока ее границей была р. Белая, а с Юга она упиралась в Главный Кавказский хребет, за которым лежали владения шапсугов и убыхов. Таким образом, абадзехи занимали значительную часть территории Западного Кавказа, от бассейна р. Афипс до бассейна Лабы. Наиболее густо ими были заселены долины рек_Вундук Курджипс, Пшачи, Пшиш, Псекупс. Здесь находились селения главных абадзехских обществ (Туба, Темдаши, Даурхабль, Дженгетхабль, Гатюкохабль, Нежукохабль и Тфишебс). В официальной переписке русских военных властей абадзехи обычно делились на нагорных, или дальних, и на равнинных, или ближних.

Между северной границей абадзехской территории и р. Кубанью располагались бжедухи, подразделявшиеся на хамышеевцев, черченеевцев (керкенеевцев) и жене-евцев (жанеевцев). По народным преданиям, хамышеевцы обитали вначале на р. Белой среди абадзехов, но затем были вытеснены ими в верховья р. Псекупс, где жили их соплеменники - черченеевцы. Потом и те и другие под давлением абадзехов передвинулись еще ближе к р. Кубани: хамышеевцы поселились между реками Сулс и Псекупс, а черченеевцы - между реками Псекупс и Пшиш. Большая же часть женеевцев вскоре слилась с хамышеевцами и черченеевцами, а часть перешла на Каракубанский остров, в пределы Черномории.

Непрерывная межплеменная борьба привела к тому, что к 30-м годам XIX в. численность бжедухов значительно уменьшилась. По имеющимся архивным данным, к абадзехам и шапсугам отошло 1200 только одних хамышеевских «простых дворов, плативших дань» хамышеевским князьям. «Убито князей разновременно 4, дворян 40, простых более 1000», и свыше «900 душ мужчин и женщин с их имуществами» было взято в плен.

К востоку от черченеевцев, между реками Пшиш и Белой, обитали хатукаевцы. Еще восточнее, между нижним течением рек Белой и Лабы, находилась область, занятая темиргоевцами или "чемгуй". Несколько дальше в направлении к юго-востоку жили их соседи - егеpуxаевцы, махошевцы и мамхеги (мамхеговцы), которые считались родственными темиргоевцам и часто упоминались в русской официальной переписке под общим названием «чемгуй» или «кемгой». В XIX в. темиргоевцы, егерухаевцы и махошевцы объединились под властью темиргоевских князей из рода Болотоковых. Значительным адыгейским народом на Западном Кавказе были бесленеевцы. Их владения граничили на северо-западе с территорией махошевцев, на юго-востоке доходили до р. Лабы и ее притока р. Ходзь, а на востоке - до р. Уруп. Среди бесленеевцев жили также так называемые беглые кабардинцы и небольшое число ногайцев.

Таким образом, полоса земель, занятая адыгскими народами, тянулась от берега Черного моря на западе до р. Уруп на востоке. К ней примыкали область Кабарды и территория абазин.

Многочисленные источники, описания и известия дают самые разноречивые сведения о численности отдельных адыгских народов и всего коренного населения Западного Кавказа в целом. , например, определял общее число темиргоевцев и егерухаевцев всего в 8 тысяч человек, а утверждал, что одних только темиргоевцев было 80 тысяч. Численность абадзехов, по, достигала 40-50 тысяч человек, а насчитывал их 260 тысяч. Общее число шапсугов определял в 160 тысяч душ обоего пола, а Новицкий - в 300 тысяч; же считал, что их было только 90 тысяч, и т. д.

Сведения, сообщаемые адыгскими князьями и дворянами о численности подвластного им населения, были еще более разноречивы. Сопоставляя имеющиеся данные, можно лишь приблизительно установить общую численность адыгского населения Западного Кавказа. К середине XIX в. она составляла примерно 700-750 тысяч человек

Занятия

В низменной прикубанской полосе, отличающейся своими плодородными почвами, очень рано развилось оседлое земледелие. Автору настоящей работы неоднократно удавалось находить в культурном слое древних меото-сарматских городищ и в могильниках, датируемых IV в. до н. э. - II-III вв. н. э., обуглившиеся зерна пшеницы, проса и других культурных растений. Здесь же были обнаружены каменные ручные жернова, железные серпы и другие земледельческие орудия. Есть все основания утверждать, что у отдаленных предков адыгов уже в I тысячелетии до н. э. земледелие было достаточно широко развито, а дальнейшее поступательное развитие его наблюдалось и в средние века.

Особенно ярко иллюстрируют эту мысль находки, сделанные летом 1941 г. при постройке Шапсугского водохранилища на левом берегу р. Афипс, близ г. Краснодара. При сооружении дамбы водохранилища были вскрыты древний могильник с грунтовыми и курганными погребениями XIII-XV вв. и территория прилегающего к нему селища, относящегося к тому же времени. Среди прочих предметов были найдены железные серпы и лемеха для плугов, каменные жернова, кетмени для раскорчевки кустарников и другие орудия, свидетельствующие о развитом пашенном земледелии. Кроме того, здесь же обнаружен ряд вещей, говорящих о том, что местное население занималось скотоводством и ремеслом (кости домашних животных, ножницы для стрижки овец, кузнечные молоты, щипцы и т. д.).

Такие же находки были найдены и при раскопках других средневековых поселений Прикубанья.

1) ордер А. Головатого от 01.01.01 г., предписывавший начальнику Таманского отряда Савве Белому организовать для переселенцев Черноморского казачьего войска покупку у горцев семян злаков; 2) донесение атамана Черноморского казачьего войска Котляревского императору Павлу I, в котором сообщалось, что ввиду острого недостатка хлеба во вновь основанном войске пришлось распорядиться снабжать «состоящих на пограничной страже казаков вымениваемым у закубанцев за соль хлебом».

Учитывая все сказанное, следует решительно отказаться от довольно распространенного взгляда, что земледелие у адыгов в XVII-XVIII вв. якобы имело крайне примитивный характер. , характеризуя хозяйственную жизнь адыгов в начале XIX в., писал: «Сельское хозяйство разделяется у них на три главнейшие отрасли: земледелие, конные заводы и скотоводство, заключающее рогатый скот и овец. Черкесы, пашут землю плугами наподобие украинских, в которые впрягают несколько пар быков. Больше всякого хлеба сеют просо, потом турецкую пшеничку (кукурузу), яровую пшеницу, полбу и ячмень. Жнут хлеб обыкновенными серпами; молотят хлеб балбами, то есть топчут и перетирают колосья посредством лошадей или быков, припряженных к доске, на которую наваливают тягость, точно так, как в Грузии и Ширване. Перетертую солому, вместе с мякиной и частью зерен, дают в корм лошадям, а чистый хлеб прячут в ямы. В огородах сеют овощи: морковь, свеклу, капусту, лук, тыквы, арбузы, и сверх того у всякого в огороде есть табачная гряда». Не может быть сомнений в том, что описанный уровень развития земледелия был достигнут на базе старой местной земледельческой культуры.

К концу XVIII в. большое значение приобрели конские заводы, принадлежавшие князьям и богатым стар-шинам. По сведениям, многие из них поставляли лошадей различным адыгейским народам и даже, как это ни покажется странным, полкам русской регулярной кавалерии. Каждый завод имел особое тавро, которым клеймил своих лошадей. За подделку его виновные подвергались суровому наказанию. Для улучшения конского поголовья владельцы заводов покупали в Турции арабских жеребцов. Особенной известностью пользовались термиргоевские лошади, которые продавались не только на Кавказе, но и вывозились во внутренние районы России.

Земледелие и скотоводство не были единственным хозяйственным занятием адыгов. Большое развитие получило у них птицеводство, а также плодоводство и виноградарство . Обилие фруктовых садов, особенно в приморской части, всегда обращало на себя внимание иностранных путешественников и наблюдателей, например Белля, Дюбуа де Монпере, Спенсера и др.

М.В. Покровский

Из истории адыгов в конце XVIII - первой половине XIX века

Очерк первый. Социально-экономическое положение адыгов в конце XVIII - первой половине XIX в

Общественный строй

Уже Ксаверио Главани, автор первой половины XVIII в., отметил наличие элементов феодализма у народов Западного Кавказа. Он рассказывал, например, об адыгских беях, совершенно самостоятельных в своих владениях, хотя они почти всегда находились под покровительством татарского хана.

Юлий Клапрот, выпустивший в 1812 г. книгу о своем путешествии по Кавказу и Грузии, более подробно остановился на общественном устройстве адыгов. Он отмечал, что они разделяются на пять «классов»: к первому он отнес князей, ко второму - ворков (уздени, или дворяне), к третьему княжеских и узденьских вольноотпущенников, обязанных нести вoeнную службу в пользу своих бывших господ, к четвертому-вольноотпущенников этих «новых дворян» и к пятому - крепостных которых он ошибочно называл "тхокотлями". Тфокотлей Клапрот, в свою очередь, подразделял на занимающихся земледелием и на тех, которые обслуживают высшие классы . Далее он сообщал, что к каждой княжеской ветви у адыгов принадлежат различные семьи узденей, смотрящие на унаследованных от предков крестьян как на свою собственность, потому что последним был запрещен переход от одного владельца к другому. На крестьянах лежали определенные повинности, которые, однако, не могли быть расширяемы до бесконечности, ибо если «уздень будет слишком жать крестьянина, то он может его вовсе лишиться». Ю. Клапрот привел еще целый ряд небезынтересных фактов: так, например, он писал, что как князья, так и дворяне имеют власть над жизнью и смертью своих крепостных и по своему желанию могут продавать домашних слуг. Что же касается крепостных, занимавшихся земледелием, то они не могли быть проданы порознь. Рисуя быт и нравы дворянско-княжеской верхушки, Ю. Клапрот говорил также об обязанностях узденей по отношению к своим князьям. Он отмечал, что князь имеет «дружину», которой предводительствует на войне, и совершает «со своими рыцарями и вооруженными слугами нападения и разбойнические походы».

Описание Ю. Клапрота содержит отдельные интересные и важные подробности об общественном строе так называемых «аристократических черкесских племен». однако оно страдает поверхностностью и не дает достаточно четкой картины их социальной структуры и положения зависимого населения. Кроме того. Ю. Клапрот допустил в своем труде терминологическую нечеткость:

1) употребляя термин «фокотль», он смешал две категории населения: тфокотлей как таковых, то есть свободных общинников, которые несли натуральные повинности в пользу князя, и крепостных - пшитлей.

2) термин «уздень» объединяет у него и первостепенных дворян, в пользу которых несли повинности тфокотли, и мелкое невладетельное дворянство, имевшее только крепостных;

3) для характеристики общественного строя адыгских народов Ю. Клапрот применял маловыразительный термин «республиканско-аристократический».

Интересные соображения о социальных отношениях населения Западного Кавказа были высказаны в 20-х годах XIX в. С. М. Броневским. Рассматривая воспитание, образ жизни и военный быт князей и дворян, он подчеркивал, что «простой народ воспитывается в родительском доме и приуготовляется более к сельским работам, нежели к военному ремеслу», и что «на сем отчуждении оного от военного воспитания основывается политическая безопасность князей и порабощение крестьян». Это наблюдение С. М. Броневского говорит о растущем обособлении адыгского дворянства от патриархальной демократии в лице тфокотлей и о различных перспективах их дальнейшего развития.

Дюбуа де Монпере в своем сочинении «Путешествие вокруг Кавказа по Черкесии и Абхазии, Мингрелии, Грузии, Армении и Крыму», вышедшем в 1841 г. в Париже, сообщил ряд важных сведений об обязанностях адыгских крепостных крестьян. Довольно ярко обрисовал он также и быт дворянства, особенно грабительские набеги, совершавшиеся князьями и дворянами .

Гораздо более четкую характеристику социальных отношений, и в частности описание повинностей тфокотлей, содержат статьи Хан-Гирея, относящиеся к 40-м годам XIX в. Будучи бжедухом по происхождению, он прекрасно знал быт адыгов, и поэтому его работы представляют значительный интерес и ценность. В Особенности важна статья «Князь Пшьской Аходягоко», где он подчеркивал, что «самый многочисленный класс народа в, бжедугском племени составляют... так называемые тльфекотлы», которые, по его словам, занимали положение вольных землевладельцев. Однако, как видно из его дальнейшего повествования, они находились в довольно сильной зависимости от своей дворянско-княжеской верхушки.

Собственно крепостных, или пшитлей, Хан-Гирей делит на два разряда: 1) ведущие собственное хозяйство (ог) и 2) не имеющие самостоятельного хозяйства и живущие во дворе своего господина (дехефстейт). Последние «работали только, по мере возможности, на владельца и кормились за его счет». По этой причине термин «дехефстейт» Хан-Гирей по-русски переводил как дворовые. Характеризуя положение бжедухских крепостных, он указывал, что они пользовались правом собственности, гарантировавшимся поручительством, и что поручительство посторонних лиц (кодог) якобы надежно охраняло их безопасность, жизнь и собственность от посягательств владельцев. Но в дальнейшем изложении, явно противореча этому утверждению, он вынужден был признать, что в действительности дело обстояло иначе: у бжедухов существовал неограниченный произвол князей и дворян. Они захватывали крестьянский скот, а иногда и людей под предлогом «домашних надобностей», взыскивали штрафы за малейшее, подчас мнимое, оскорбление княжеского достоинства и т. д. Хан-Гирей подчеркивал, что князья и дворяне с очень давнего времени являлись «господствующим сословием».

В 1910 г. в Кавказском сборнике сын последнего владетельного бжедухского князя Тархана Хаджимукова опубликовал статью. В ней он с сожалением вспоминал те «добрые старые времена», когда «звание князя было столь священно в понятиях горцев, что каждый из них нравственно обязывался защищать своего владельца, жертвуя не только своим имуществом, но и самою жизнью», и не позволяло бжедухам уподобляться «диким шапсугам и абадзехам». Хаджимуков рассказывал, что, когда бжедухский князь совершал выезд из своего аула, его сопровождали уорки, уздени и подвластные им чагары - по одному от каждого дома. Чагары пo определению, были переходной ступенью между дворянством и простым народом. Они делились на княжеских и дворянских, из которых первые пользовались правом отойти от своих владельцев во всякое время, вторые же были лишены этого права. Оба разряда чагаров «наравне с черным народом» считались «податными людьми». .

Если отвлечься от явно идиллического тона статьи и сопоставить ее с сочинениями Хан-Гирея, то она дает основание думать, что феодальные отношения у бжедухов были развиты в большей степени, чем у других народов Северо-Западного Кавказа.

Не останавливаясь на работах других авторов: И. Родожицкого, М. Ведениктова, Н. Колюбакина, которые также указывали на черты феодализма в общественном строе адыгов, заметим, что весьма важным было обнаружение у них родовых институтов. Это обстоятельство в исторической литературе обычно связывалось с именем английского политического агента Белля, действовавшего в 40-х годах XIX в.

Однако, как указывал М. О. Косвен, в те же годы русские исследователи В. И. Голенищев-Кутузов и О. И. Константинов совершенно самостоятельно установили, что у адыгов существуют родовые группы. Что же касается Белля, то его интерес к вопросу о социальном устройстве адыгов определялся, конечно, чисто практическими соображениями политического разведчика. Ведя среди них работу, направленную на организацию борьбы против России, он, естественно, должен был ознакомиться с отдельными прослойками адыгского общества и определить их роль в этой будущей борьбе.

Значительным шагом вперед в изучении общественного строя адыгов были исследования К. Ф. Сталя, проведенные в середине XIX столетия. Он разделил адыгские племена на «аристократические» и«демократические», положив в основу этого деления степень преобладания у них черт общинно-родового или же феодального устройства.. Подчеркивая роль адыгейской общины, К. Ф. Сталь писал: «Община есть первая ступень политического быта каждого народа. Община является первоначально самобытной единицей, в которой семейства или роды все одного происхождения и имеют одни и те же интересы. Община, по мере увеличения своего, раздроблялась на большее или меньшее число общин, которые тотчас отделялись друг от друга и образовывали каждая самостоятельное целое. Устройство общины или колена есть первое политическое устройство человека». Ниже он добавлял: «В этом-то первобытном коленном устройстве остались с незапамятных времен кавказские горские народы, и каждый из них разделен на маленькие независимые общества». Нет нужды говорить, насколько важным было для своего времени это высказывание К. Ф. Сталя, ибо, как указал М. О. Косвен, совершенно ясно, что, несмотря на известную нечеткость терминологии, присущей той эпохе, «коленное устройство» можно читать как «родовое устройство».

Нельзя не остановиться также на исследованиях Н. И. Карлгофа, который наряду с чертами феодализма обнаружил у ряда адыгских племен институты родового строя. Он сделал необычайно ценный вывод о том, что наблюдавшееся им общественное устройство не составляет исключительной особенности только их самих, а свойственно «всем младенчествующим народам», и подчеркивал, что изучение его «может пояснить темные и загадочные стороны в истории первых времен образования государств».

Несомненно, добавим мы, что если бы работы Н. И. Карлгофа, К. Ф. Сталя и их предшественников были известны широкой научной европейской общественности, недооценивавшей значение материалов о Кавказе в изучении эволюции человеческого общества, то они сыграли бы большую роль на том этапе развития исторической науки, когда шла борьба между сторонниками и противниками общинной теории.

Адыгейское общество, по мнению Н. И. Карлгофа, было основано на следующих началах: 1) семейство; 2) право собственности; 3) право употребления оружия для всякого свободного человека; 4) родовые союзы со взаимною обязанностью всех и каждого защищать друг от друга, мстить за смерть, оскорбление и нарушение прав собственности всем за каждого и ответствовать перед чужими родовыми союзами за всех своих.

Таким образом, уже в первой половине XIX в русское кавказоведение, несмотря на ограниченные возможности для исследования и наблюдений, обусловленные военно-политической обстановкой на Кавказе и уровнем тогдашней науки, накопило достаточный материал для того, чтобы говорить о сложности общественного строя адыгских народов, о сочетании и переплетении феодальных и родовых отношений.

Несколько позже А. П. Берже дал общее этнографо-социологическое описание племен Кавказа, коснувшись в нем и адыгов. Указав, что «управление у черкесов было чисто феодальное», он отметил одинаковые черты социального устройства. По его утверждению, общество делилось на князей (пши), дворян и узденей (уорков), свободных, подвластных и рабов. Берже сообщил также, что у натухайцев и шапсугов князья отсутствовали, а были только дворяне.

Принадлежащий Н. Ф. Дубровину капитальный труд «История войны и владычества русских на Кавказе», в котором использованы многочисленные материалы и источники, содержит очерк об адыгских народах. В нем имеются сведения по экономике, этнографии и социальному строю адыгов. Этот последний он определял довольно своеобразно: «Организм черкесского общества, по большей части, имел характер чисто аристократический. У черкесов были князья (пши), вуорки (дворяне), оги (среднее сословие, состоявшее в зависимости от покровителей); пшитли (логанопуты) и унауты (рабы) - разностепенное сословие крестьян и дворовые люди. Кабардинцы, бзедухи, хатюкайцы, темиргоевцы и бесленеевцы имели князей. Абадзехи, шапсуги, натухажцы и убыхи не имели этого сословия; но дворяне, крестьяне и рабы существовали у всех этих народов».

Немало интересных и важных материалов о социальной структуре адыгского общества заключает в себе собрание адатов кавказских горцев, изданное Ф. И. Леон-товичем, в котором он использовал ряд данных, сообщаемых К.Ф. Сталем в его исследовании «Этнографический очерк черкесского народа», сведения об обычаях и органах народного управления адыгов, собранные Кучеровым, и др.

Следует заметить, что значительная часть историков Кавказа не занималась подробным анализом положения черкесских рабов, крепостных и свободных общинников (тфокотлей). Указывая, к примеру, что основной массой адыгейского населения были тфокотли, они, как правило, ограничивались лишь общей характеристикой условий их жизни и не учитывали тех изменений, какие происходили в ходе борьбы тфокотлей с дворянством.

Особый интерес представляет небольшой очерк под названием «На холме», напечатанный в ноябрьской книжке «Русского вестника» за 1861 г. Автор его, Каламбий, адыгский дворянин, офицер русской службы, получивший воспитание в кадетском корпусе, потерпел, по-видимому, какую-то серьезную жизненную неудачу, которая заставила его оставить службу в Петербурге и возвратиться на родину. Довольно широкий кругозор, соединенный с известным, хотя и поверхностным, интересом к передовым идеям своего времени (он сам не без сарказма писал, что довольно долго дышал европейским воздухом и, следовательно, «нахватал бездну гуманных идей»), дал ему возможность нарисовать единственный в своем роде образец правдивой картины общественной жизни адыгского аула в середине XIX в. .

Каламбий жестоко иронизировал по поводу того, что представителей черкесского дворянства не занимало ничто, кроме, разговора об оружии, лошадях, пустого хвастовства в кунацкой своими подвигами и праздной болтовни с соседями во время бесконечных поездок по гостям. Однако ирония сочеталась с тревогой за будущее этого дворянства, и с сознанием собственного бессилия перед лицом развивающихся исторических событий. Для него были совершенно ясны историческая обреченность военно-феодальной знати и неспособность ее сыграть самостоятельную политическую роль в той сложной обстанбвке, какая создалась к 60-м годам XIX в. на Кавказе. Каламбий.не замалчивал и резких противоречий между крестьянской массой и имущим классом, но в то же время не мог отказаться от барски пренебрежительного и настороженного отношения к «черни».

Рассказывая о крестьянских сходках, происходивших на холме близ аула, Каламбий писал: «У заседателей холма свои особенные наклонности, свой образ мыслей, свой взгляд на вещи, свои идеалы, прямо противоположные стремлениям, воззрениям и идеалам кунацкой... Даже наружность холмовников отличается каким-то своеобразным отпечатком... повергающим меня в неразрешимое сомнение касательно происхождения их из той же самой глины, из которой с таким тщанием вылеплены обитатели кунацких. Эти широкие плечи, толстые короткие шеи, бычачьи ноги, эти ручищи, похожие скорей на медвежьи лапы, чем на человеческие руки, эти крупные черты лица, вырубленные точно топором,- какая непроходимая бездна между ними и изящными фигурами благородной части нашего аула!.. Нрав имеют они весьма суровый, необщительный, обдающий холодом всякого, кто подступает к ним из другой сферы... но если заговорят, то из уст их исходят слова, отравленные самою ядовитою желчью. Едкий сарказм их обладает необычайною силой задевать за самые живые струны человеческой души; шутка их просто невыносима; она проникает до мозга костей. У этих людей, можно сказать, нет ничего святого в мире, ничего такого, перед чем бы они благоговели. Самая покорность и молчание дышат неумолимою критикой против тех, кому они покоряются и перед кем молчат. Вся желчная ирония их языка направлена исключительно на сословие, обитающее в кунацкой; на него они смотрят с предубеждением, как на что-то весьма негодное и непрочное, чье существование находится в их мозолистых руках».

Немудрено, что в такой накаленной обстановке нашему герою из адыге, хотя и не без ущерба вырвавшемуся из административно-полицейского водоворота николаевской России (которым он, как сам довольно ясно намекал, мог быть захлестнут за какие-то, по-видимому, невинные либеральные увлечения), пришлось отказаться в отношениях со своими крепостными от многих привычек, усвоенных в русской офицерской среде, и следовать «духу времени». Подчеркивая, что адыгейские крепостные отнюдь не были склонны выслушивать обращения в обычном стиле русского крепостнического лексикона, вроде: «Эй, человек!», «Эй, чурбан!» и т. д., он замечал: «Когда говорю со. Своими крестьянами, я беру обыкновенно тоном ниже против того, как говорил, живя в России, с своим денщиком».

Окончание Кавказской войны, сопровождавшееся переселением в Турцию большей части адыгов, сильно затруднило возможность дальнейшего изучения их общественного строя, тем более что оставшиеся на родине были поселены все вместе в Прикубанской низменности. Однако после этой войны русскому правительству и местной администрации пришлось вплотную заняться вопросами их землеустройства и определением их со-словно-правового положения. Этим в значительной степени объясняется появление в периодической печати статей, освещавших отдельные стороны быта и общественной жизни оставшихся на родине. Так, в 1867 г. в газете «Кубанские войсковые ведомости» были опубликованы материалы, детально рисующие условия жизни адыгских «зависимых сословий».

К 70-м годам XIX в. относится официальная попытка определить права отдельных категорий адыгского населения. Это было связано с деятельностью правительственной комиссии 1873-1874 гг. по определению сословных прав горцев Кубанской и Терской областей. В Кубанской области ею была проделана большая работа: не ограничившись привлечением данных из печатных источников, комиссия изучила некоторые архивные материалы и провела устные опросы адыгских князей, дворян, тфокотлей и бывших крепостных. Такая тщательность в выполнении возложенных на нее обязанностей объяснялась определенным правительственным поручением: выяснить права отдельных категорий горского населения и приравнять эти категории к соответствующим сословиям Российской империи. В результате была составлена обстоятельная записка, которая заключает в себе целый ряд интереснейших сведений.

Совершенно недостаточное отражение в литературе нашла классовая борьба, имевшая громадное значение в истории адыгов. Правда, мимо буржуазного кавказоведения не прошли факты внутренних отношений в адыгском обществе, в частности так называемый «демократический переворот» конца XVIII - начала XIX в., но не были вскрыты характер и корни социальных противоречий и их роль в последующих событиях. Правильное в целом положение К. Ф. Стали о примитивности форм общественной жизни на Западном Кавказе не вполне соответствует, однако, действительным социальным отношениям, сложившимся у адыгов в изучаемый период. Автору этого положения несвойствен был исторический подход к явлениям, в силу чего он не сумел отразить те глубокие социальные сдвиги, которые произошли к этому времени в адыгском обществе.

В изучаемое нами время родовые отношения у адыгских народов находились уже в стадии разложения, шел процесс складывания феодализма. Это рождало немало социальных неожиданностей. Их существо довольно удачно отмечено Ф. А. Щербиной: с одной стороны, полнейшая равноправность горцев, равноправность, заставляющая даже князя стоять на ногах и упрашивать гостя-крестьянина отведать княжеской бузы и баранины, а с другой - рабство в самых грубых его проявлениях.

Темпы феодализации и сам процесс становления-феодализма у различных адыгских народов были неодинаковы. Они зависели от географических условий, степени устойчивости общины и ее институтов, от расстановки социальных сил и ряда других моментов. Поэтому структура социальной верхушки отдельных (групп адыгов была внешне весьма несхожа, что принималось современными наблюдателями за коренные различия в организации общественной жизни народов. Это нашло отражение в принятом в русской официальной переписке и в исторической литературе делении адыгов на так называемые «аристократические» и «демократические племена». К «аристократическим» обычно относили бжедухов, хатукаевцев, темиргоевцев, бесленеевцев «демократическими» считались шапсуги, (натухайцы, абадзехи. Такое деление вначале было не чем иным, как чисто практической служебной классификацией, весьма удобной для русского командования и, конечно, отнюдь не продиктованной мотивами отвлеченного этнографо-социологического интереса. Применяя эту классификацию, военные власти царской России на Кавказе прежде всего давали своим подчиненным своеобразный политический ориентир в их отношениях к различным социальным категориям общества и предохраняли их тем самым от неосторожных и непродуманных шагов, которые могли бы пойти вразрез с официальным курсом на поддержку военно-феодальной знати.

Для иллюстрации сказанного остановимся на одном из характерных случаев. В августе 1834 г. командир Отдельного Кавказского корпуса барон Розен сообщил, что полковник Засс, представивший к производству в офицеры горца Росламбека Дударукова, неправильно назвал его князем. В производстве Дударукову было отказано на том основании, что в племени, к которому он принадлежит, нет князей, а есть только «старшины или владельцы». Сообщая об этом, Розен предупредил Засса, а вместе с ним и других русских начальников, командовавших отдельными участками линии, чтобы они впредь «как подобные представления, так и всякое засвидетельствование о родах горцев делали с надлежащей осмотрительностью, дабы не имеющие княжеских титулов не могли присваивать оных по таковым ошибочным представлениям».

Кавказоведение, разумеется, не могло обойти проблему «аристократических» и «демократических племен». Все исследователи признавали, что адыгские племена делились на две группы, все они отмечали отсутствие князей и ограничение прав и привилегий дворянства у абадзехов, шапсугов и натухайцев. К. Ф. Сталь, например,так определял отличие «демократических племен» от «аристократических»:

1. Абадзехи, шапсуги, натухайцы и некоторые малые абазинские народы не имеют князей, но дворяне и рабы существуют у всех народов.

2. Тляко-тляж у абадзехов и шапсугов не имеет такого важного значения, как у народов, имеющих князей. В общинах, не имеющих князей, народ разделяется на самостоятельные общества (псухо), и каждое псухо управляется само собою своими старшинами.

3. У абадзехов есть также сословие первостепенных дворян (тляко-тляжей); вероятно, они имели прежде то же важное значение, какое имеют и поныне тляко-тляжи у темиргоевцев и кабардинцев, но в настоящее время это исчезло. Так что тляко-тляжу осталось одно имя.

4. Положение несвободного класса (крестьян) несколько легче (у абадзехов. - М. П.), чем у черкесов, управляемых князьями.

Но в чем подлинное отличие «племен аристократических» от «демократических»? На этот вопрос не сумели ответить ни К. Ф. Сталь, ни другие исследователи того времени. Во многом неясным остается он и до сих пор. Основное различие между «аристократическими» и «демократическими племенами» заключалось не в большей или меньшей степени сохранения родовых институтов и не в победе торговой буржуазии, представителями которой будто бы являлись старшины, а в особом характере развития фeoдaльных отношений у этих двух групп.

Аристократические племена - это племена с явно выраженными чертами складывающегося феодального строя, с юридически оформленной сословной структурой общества, господствующей ролью владетельных князей и дворян и феодально-зависимым положением значительной части крестьянства. Все это не исключало, однако, сохранения у них общинно-родовых институтов, которые помогали тфокотлю вести упорную борьбу со своей аристократией вплоть до самого конца Кавказской войны.

Сложнее был путь развития феодализма у «демократических племен». Неуклонный рост феодально-крепостнических тенденций знати натолкнулся здесь на более упорное, чем у других адыгейских племен, сопротивление массы тфокотлей, возглавленное старшинами. При этом тфокотли, опираясь на общину, которая давала им необходимую локальную сплоченность и средство к сопротивлению, отстаивали свое независимое существование. Старшины же видели в этой борьбе средство к уничтожению монополии княжеско-дворянской верхушки на власть.

В результате права и привилегии дворянства были ограничены, а верховенство в политической области перешло к старшинам. Они также обнаружили феодальные тенденции и составили ядро новой прослойки феодалов. Рядовые тфокотли, временно сохранив свободу и экономическую самостоятельность, вскоре должны были стать. объектом феодальной эксплуатации со стороны старшин.

Соперничество России и Турции, стремившихся привлечь на свою сторону отдельные группы населения, межплеменная вражда, отсутствие государственного аппарата, действия правовых институтов родового строя - все это не позволило дворянско-княжеской верхушке полностью парализовать борьбу тфокотлей за свои права и привилегии.

Можно утверждать, что в основе организации общественной жизни обеих групп (« аристократических» и «демократйческих») в тот период лежала община (куадж), объединявшая ряд аулов (хаблей). Несколько общин составляли племя.

Факт общинного устройства адыгейских племен безоговорочно признан большинством исследователей, но одно это еще не решает вопроса о том, в какой стадии находилось общественное развитие адыгов накануне завоевания Кавказа царизмом.

Общинный строй, как известно, прошел ряд этапов, каждый из которых знаменовал новую, более высокую ступень его развития. Установлены две исторические формы общины: родовая и сельская (земледельческая). В черновых набросках письма к В. Засулич К.Маркс дал четкое методическое указание на различие в их социальной сущности и экономической основе. Он писал: «В земледельческой общине дом и его придаток - двор были частным владением земледельца. Общий дом и коллективное жилище были, наоборот, экономической основой более древних общин...

Пахотная земля, неотчуждаемая и общая собственность, периодически переделяется между членами земледельческой общины, так что каждый собственными силами обрабатывает отведенные ему поля и урожай присваивает единолично. В общинах более древних работа производится сообща, и общий продукт, за исключением доли, откладываемой для воспроизводства, распределяется постепенно, соразмерно надобности потребления».

Итак, четыре момента отличают сельскую общину от родовой: коллективная собственность на луга, леса, выгоны и на еще не поделенную пахотную землю; частный дом и двор, являющиеся исключительным владением индивидуальной семьи; раздробленная обработка земли; частное присвоение ее плодов.

Анализируя конкретный исторический материал, а также пережитки старины в быту адыгов, мы приходим к выводу, что куадж - это поземельная сельская община со всеми ее особенностями.

Скудость источников не дает возможности установить более или менее точные хронологические рубежи отдельных этапов превращения адыгейской общины из родовой в сельскую. Процесс этот был результатом длительной эволюции. Непрерывные передвижения племен и родов, постоянные войны, естественный процесс распада родовых и племенных соединений в связи с ростом производительных сил и изменениями в условиях производства и отношениях собственности - все это вело к ослаблению родовых уз и раздельному расселению родственных групп сначала большими патриархальными семьями, а затем и малыми, индивидуальными. Отдельные семьи, ответвляясь от основного ствола, образовывали «дочерние поселения». Несколько десятков таких отпавших от разных родов семей объединялись. Родовые связи уступали место территориальным. У черкесов «ни одна фамилия (род) не живет вместе в одной долине так же, как в одной долине живут семейства разных фамилий или родовых союзов» .

Следовательно, как и всякая сельская община, куадж был прежде всего территориальным союзом, первым социальным объединением свободных людей, не связанных кровными узами.

Будучи последней фазой родового общества, сельская община представляла собой сложное историческое явление со своими собственными законами и путями развития.

В цитированном выше письме к В. Засулич К. Маркс отмечал, что встречаются сельские общины переходного типа, в которых сочетаются элементы родовой и сельской общин. К такому именно типу и относится, как нам кяжется, куадж. Быт адыгов, организация политической жизни, правовые нормы, традиции и даже сама структура общины еще в сильной степени сохраняли черты родового строя. Интересно что эти черты явно преобладали в жизни социальной верхушки адыгов.

Многие наблюдатели прошлого столетия правильно отмечали, в частности, наличие крупных семейных коллективов в составе куадж, однако сильно преувеличивали их общественную роль, забывая, что наряду с ними уже давно существовали индивидуальные семьи свободных общинников - тфокотлей, облик которых был совершенно иным. Они не учитывали также и того, что патриархальная форма большой семьи давала адыгейской знати широкие возможности для эксплуатации обедневших соплеменников. Буржуазные авторы ограничивались лишь простой констатацией фактов. Так, рассказывая об отдаче «посторонних лиц» (то есть бедноты) «под покровительство» глав таких семей, они не выясняли истинных причин этого явления. Между тем, по свидетельству многочисленных архивных документов, такими причинами были разорение тфокотлей и долговая кабала, в которую они попадали.

Наиболее отчетливо черты древних родовых отношений выступали у так называемых «демократических племен» (шапсуги, абадзехи, натухайцы), но в известной мере они были типичны и для племен «аристократических».

Групппа родственных семей, связанных общим происхождением по мужской линии, составляла род, или согласно русской официальной терминологии фамилию- ачих. Несколько родов составляли братство, или тлеух. Члены рода были связаны обязанностью кровной мести и взаимопомощи.

Довольно широко был распространен у адыгов обычай приемного родства и побратимства. Он был связан с особым ритуалом. Если люди разных родовых союзов или даже иноплеменники решали заключить между собой союз на жизнь и смерть, то жена или мать одного из них давала новому другу мужа или сына коснуться три раза губами своей груди, после чего он считался членом семьи и пользовался ее покровительством. Были случаи, когда к побратимству прибегали даже русские офицеры.

Ф Ф. Торнау рассказывал, что когда он отправился на разведку в горы и нуждался для этого в надежном проводнике, то прибег именно к этому средству. Ему удалось при помощи посредника стать побратимом горца по имени Багры. «Жена Багры, пришедшая с мужем погостить в отцовском доме,- писал Ф. Ф. Торнау,- была налицо, следственно, дело не представляло больших препятствий. С согласия мужа Хатхуа породнил меня с нею, причем несколько кусков бумажной материи, холста, ножницы и иголки, считавшиеся в Псхо неоценимыми редкостями, да кинжал с золотою насечкой запечатлели наш союз. Багры, вступив в обязанность аталыка, принадлежал мне вполне. Благодаря его суеверию и привязанности, которую он питал к своей жене, я мог полагаться на него, как на самого себя».

Выдающейся ролью семьи в прошлом объясняются такие явления в быту современных адыгов, как большое число однофамильцев в аулах, кварталы, состоящие из родственных семей, преобладание одного из родов в ауле, и другие пережитки старины. Для полноты характеристики сельской общины необходимо исследовать господствовавшие в ней аграрные отношения. В рассматриваемое время община находилась на той стадии развития, когда при коллективной собственности на землю обработка ее и присвоение продуктов труда производились отдельными семьями. У адыгов, отмечали современники, «каждое семейство владеет... всем своим имуществом движимым и также домом и обрабатываемым участком земли; все же пространство земель, лежащих между поселениями семейств родового союза, находится в общем владении, не принадлежа никому отдельно».

Л. Я. Люлье, наблюдавший жизнь адыгов в первой половине XIX в., подчеркивал, что у шапсугов и натухайцев существовали индивидуальные семейные земледельческие хозяйства. Он говорил: «Невозможно определить, на каком основании совершился раздел земель, подвергшихся раздроблению на малые участки. Право владения определено или, лучше сказать, укреплено за владельцами несомненно, и переход наследства из рода в род бесспорный»

То же самое по существу писал и Н. Карлгоф. По его наблюдению, право собственности у черкесов распространялось на имущество движимое (прежде всего скот) и такое недвижимое, которое находилось в действительном и непосредственном владении, частных лиц и требовало от них собственного труда (дома и другие хозяйственные постройки, постоянно обрабатываемые поля). Земля же, лёжащая впусте, пастоищные и луговые места, равно как и леса. не составляли частной собственности. Эти земли находились в нераздельном владении обществ и фамилий, из которых каждое имеет свои земли, переходившие из рода в род, но правильного раздела и ясного обозначения границ никогда между ними не было. Частные лица пользовались землей своих фамилий или обществ по мере действительной надобности.

Мы, к сожалению, не можем воспроизвести полностью облик сельского двора адыгейского общинника конца XVIII - начала XIX в. Адыгские аулы в то время состояли из отдельных усадеб, вытянувшихся обычно вдоль ущелий по берегу реки и обращенных задворками к лесу. Рядом с домом, окруженным забором, находились огороды и недалеко от них участки пахотной земли, освоенные отдельными семьями. На огородах сеяли пшеницу, рожь, просо и кукурузу. Вокруг них росли деревья и целые рощи, которые были для адыга «первой необходимостью».

Н. А. Тхагушев сделал вывод, что адыги на приусадебных участках разводили плодовые деревья. Предположение Н. А. Тхагушева подтверждается и свидетельствами современников, которые отмечали, что редкий адыг не имел возле своего дома садика или нескольких грушевых деревьев.

Тезису о главной роли индивидуального семейного хозяйства у адыгов не противоречат и сведения о той организации земледельческих работ, которая еще наблюдалась в отдельных пунктах адыгейской территории и заключалась в том, что сперва определяли, какое количество земли необходимо для пахоты всего аула, и работали сообща, а затем по жребию делили землю в соответствии с числом работников и волов от каждой семьи.

От Индии и до Ирландии, по Энгельсу, обработка земельной собственности на больших пространствах производилась первоначально такими именно родовыми и сельскими общинами, причем пашня либо обрабатывалась сообща за счет общины, либо делилась на отдельные участки земли, отводимые общиной на известный срок отдельным семьям, при постоянном общем пользовании лесом и пастбищами.

Небезынтересно отметить, что в связи с ростом экономического значения индивидуальных семейных хозяйств в жизни адыгейских племен один из исконных правовых институтов родового строя-кровная месть в XVIII-XIX вв. включил в круг своего действия явления, связанные с защитой материального благополучия. В показаниях многих адыгов, бежавших из-за Кубани от кровной мести, часто встречаются указания на то, что они навлекли ее на себя в результате конфликтов с соседями, возникавших из-за нарушения частнособственнических интересов. Так, бежавший в 1841 г. восьмидесятилетний шапсугский тфокотль Хатуг Хазук рассказывал: «Во время жительства моего при речке в ауле сделал я с одним черкесином того аула - Джамбулетом спор за потравлю овцами его жита, мне принадлежащего, которого я при споре от себя оттолкнул, и он упал на том же месте и помер; отчего по возбуждении на меня шапсугами и принужден под покровительство России с семейством бежать и желаю водвориться на Каракубанском острове». Оставляя на совести почтенного старца истинные причины скоропостижной смерти его соседа, нельзя не обратить внимание на то, что ссора между ними произошла из-за жита, выращенного на индивидуальном земельном участке, который находился внутри общинной территории аула.

Экономические мотивы звучат также и в жалобах других беглецов. Шапсуг Сельмен Тлеуз показал, что после смерти отца и матери он с женой остался «один без всякого родства и, проживая в аулах по хозяевам», никак не мог наладить собственное хозяйство. Это и за ставило его покинуть родные места, уйти на русскую территорию и также просить, чтобы его поселили на Кара-кубанском острове. Подчеркивая свою экономическую несостоятельность, он закончил показания следующей фразой: «...имения же у меня, кроме лошади и оружия, никакого нет».

Итак,- в XVIII-XIX вв. у адыгов обрабатываемые отдельными семьями земли уже выделяются в их индивидуальное пользование. Частная собственность на индивидуально обрабатываемый полевой участок, с одной стороны, коллективная собственность на неподеленную землю и угодья - с другой - такова экономическая основа куадж. Таким образом, адыгейская община покоилась на неразвитых отношениях поземельной собственности, переходных от общей к частной.

Частная собственность распространялась только на землю, занятую под усадьбой, садом и огородом. Полевые же участки выделялись общиной на правах надела. Остальная земля (пустоши, луга, леса, выгоны, пастбища) оставалась в нераздельном владении общины, составляя общественную собственность, которой имел право пользоваться всякий член общества по мере своих надобностей. Будучи уже в частном и притом наследственном владении отдельных семей, земля у адыгов еще не являлась, однако, свободно отчуждаемой земельной собственностью. Как правило, она не продавалась, не покупалась и не сдавалась в аренду.

По адату право наследования ограничивалось родством по мужской линии. Прямыми наследниками адыга признавались сыновья, затем родные братья,племянники и далее двоюродные братья и их сыновья. После смерти отца сыновья получали все его имущество и поровну делили между собой, выделяя вдове сколько-нибудь на прожиток, и то, если она не выходила замуж. Ей также предоставлялось право выбрать себе для жительства дом одного из сыновей или пасынков. Обычное право горцев лишало женщину прав наследования.

Со временем эти ограничения частично отпали, что нашло свое отражение в нормах шариата, распространившегося у адыгов после принятия ими мусульманства У тех горских племен, у которых шариат преобладает над адатом, указывал Ф. И. Леонтович, при разделе имения наблюдаются следующие правила: жена покойного полу чает 1/8 долю всего имения; из остального же 2/3 полу чает сын и 1/3 - дочь. Если же после умершего не оста лось сыновей, то по отделе 1/4 части жене остальное име ние разделяется на две части (в том случае, если после покойного осталась одна дочь), из коих половина отдается дочери, а другая - ближайшему родственнику. Наследственное право адыгов сохранило также некоторые пережитки матриархата. Так, по адату муж не наследовал имения жены. Оно переходило к детям, а при отсутствии их, оно возвращалось родителям или ближайшим родственникам. Стеснения и ограничения общинника в праве распоряжаться принадлежащей ему землей задерживали развитие института частной поземельной собственности и вызревание элементов феодализма в адыгейском обществе, опутывали зарождавшиеся феодальные отношения (многочисленными патриархально-родовыми пережитками, но остановить их поступательное движение они не могли. Несмотря на все препятствия, рядом с мелким свободным крестьянским хозяйством, основанным на личном труде, вырастало крупное хозяйство адыгейских князей, дворян, старшин и зажиточных тфокотлей, базировавшееся на труде рабов и крепостных. Предпосылки к этому были созданы самим экономическим строем сельской общины, то есть противоречивым сочетанием общинного землевладения и частного пользования землей.

Концентрация земли в руках князей, дворян, старшин и богатых тфокотлей происходила на основе освященной адатом практики, которая объективно служила их экономическим интересам. Они использовали утвердившийся в общине принцип раздела земли междусемьями с учетом_числ а их членов, количества орудий производства и тягловой силы. Это открывало простор для расхищения общинных земель. Еще большее значение имело то обстоятельство, что при разделе земли принималось во внимание и общественное положение семьи. За «почетными лицами» (князья и первостепенные дворяне в «аристократических племенах», старшины - в «демократических») признавалось предпочтительное право распоряжаться и пользоваться лучшими участками.

В «Собрании сведений, относящихся к народным учреждениям и законоположениям горцев - адату, 1845 года», записано: «Князья... пользуются лучшими местами для пастбищ своего скота на всем пространстве земли, на котором жительствуют покровительствуемые ими аулы одного с ними племени, а близ того аула, в котором живут сами, даже пользуются правом ограничивать для себя собственно удобнейшую землю под хлебопашество и сенокос, которую жители сего аула, также и других, не могут обрабатывать в свою пользу иначе как с дозволения их».

Следует заметить, что на этом были основаны позднейшие притязания адыгейского дворянства на землю. Не ограничиваясь правами, признаваемыми за ними обычаем, князья нередко пытались захватить общинные права и земли, что с неизбежностью приводило к тяжбам общин со своими князьями и социальным конфликтам. Факт этот был настолько очевиден, что не мог не броситься в глаза сколько-нибудь внимательному наблюдателю. Так, у К. Ф. Сталя мы встречаем следующее интересное замечание: «Поземельной собственности отдельно от своего народа князья и дворяне у черкесов никогда не имели. Так по крайней мере видно из многих споров, затеваемых общинами против своих князей». Желал ли того К. Ф. Сталь или нет, но его замечание прямо указывает на внутреннюю противоречивость адыгейского общества того времени. Одним из источников социальной борьбы как раз и являлись силы общинных прав на землю, с одной стороны, и возникновение крупной земельной собственности феодального типа в ущерб мелкому свободному общинному землевладению - с другой. Среди повинностей бжедухских тфокотлей особый интерес представляет обязанность каждой семьи давать ягненка владельцу аула за то, что он выжжет прошлогоднюю траву на общинных пастбищах. В этом, несомненно, проявилось стремление князей и дворян подорвать коллективное владение землею и установить, над ней свой верховный суверенитет. По-видимому, это наиболее ранняя и притом специфическая для оседлого скотоводческо-земледельческого хозяйства форма присвоения общинной собственности на землю феодалом. Такое предположение подтверждается прямым свидетельством современников, на котором мы уже останавливались выше: «...при существовавшем во многих местностях обычае, что земля- точно так же как воздух, вода и лес,- суть общественное достояние, пользоваться которым может каждый без всякого ограничения, допускалось, что некоторые из почетных лиц имеют предпочтительное пред другими право распоряжаться землею». К XIX в. эволюция этого права привела к тому, что оги стали даже вносить князьям и дворянам особую плату за пользование землей.

Феодальные притязания адыгской знати особенно отчетливо проявились в прошении, поданном бжедухскими князьями и дворянами в 1860 г. генералу Кусакову, где они утверждали, что якобы «издавна считались владетельными особами простого народа» и что им одним принадлежала земля, которую они «отдавали в пользование народа».

Другой тенденцией феодализирующейся знати были попытки установить власть над сельскими общинами и подчинить их свободное население. Сами адыги, не имея письменности, не оставили свидетельств, которые позволяли бы проследить за всем ходом борьбы, развернувшейся на этой почве между общинами и родоплеменной аристократией. Однако на основании народных преданий начало этой борьбы отнесем к середине XVIII в. Она приняла затяжной характер и охватила всю первую половину XIX в. В условиях глубокого разложения родовых отношений и далеко зашедшей имущественной и социальной дифференциации одним из средств закабаления рядовых общинников явились сохранившиеся у адыгов супряжки, помочи и другие виды трудовой взаимопомощи, которые князья, дворяне и зажиточные тфокотли использовали для эксплуатации свободных крестьян. Не случайно социальные верхи адыгского общества так цепко держались за уцелевшие остатки родовых порядков. Помочи, писал Ф. А. Щербина, устраивались иногда с благотворительной целью. В других случаях помочи устраивали не только для бедных, но и для богатых, и тогда они несколько теряли свой общинный характер, являясь чем-то вроде дани людям богатым и влиятельным со стороны бедняков.

Итак, общественный строй адыгов в XVIII - первой половине XIX в.. характеризовался наличием достаточно ярко выраженных черт родовых отношений, однако не менее отчетливо проступали в нем элементы феодализма.

Феодализм у адыгейских народов - одно из наиболее сложных и своеобразных явлений социально-экономической истории. Ключ к его пониманию дает известное положение марксизма, гласящее, что общность закономерностей исторического развития не исключает конкретных форм проявления этих закономерностей. «Один и тот же экономический базис,- писал К. Маркс,- один и тот же со стороны главных условий - благодаря бесконечно различным эмпирическим обстоятельствам, естественным условиям, расовым отношениям, действующим извне историческим влияниям и т. д.- может обнаруживать в своем проявлении бесконечные вариации и градации, которые возможно понять лишь при помощи анализа этих эмпирически данных обстоятельств».

В отличие от стран Западной Европы, в которых феодализм складывался на основе противоречивого взаимодействия двух процессов - разложения рабовладельческого способа производства в поздней Римской империи и родового строя у завоевавших ее племен,-у адыгов миновавших рабовладельческую формацию (хотя рабство и существовало у них как уклад), феодальные отношения развивались в результате разложения традиционно-общинных связей. Территориальная община сохранилась у них в наиболее чистом виде и держалась дольше, чем у многих других народов. Опираясь на нее, адыгейское крестьянство успешнее сопротивлялось закрепощению Процесс феодализации совершался здесь поэтому очень медленно. Многочисленные патриархально-родовые пережитки опутывали различные области жизни адыгов. Устойчивость дофеодальных порядков в обществе во многом объясняется и естественно-географическими условиями Кавказа. Исторически определилось, что «следы сушествования марки сохранились до настоящего времени почти только в высоких горных местах». Горы и леса Западного Кавказа, созданные самой природой замкнутость и изолированность отдельных районов содействовали сохранению архаичных форм общественной жизни и тормозили переход на новую ступень ее организации. В узких и тесных горных долинах не представлялись в то время возможными ни организация крупного поместного хозяйства, ни интенсификация земледелия ни, тем более, сколько-нибудь развитая городская жизнь.

Известную роль в длительном сохранении родовых пережитков сыграла заинтересованность в этом верхушки тфокотлей, которая использовала остатки старины для ослабления позиций старого дворянства.

Наряду с этим действовали факторы, способствовавшие развитию феодализма у адыгов. Одним из таких факторов были кавказские войны XVIII-XIX вв. На Кавказе в то время создалась необычайно сложная политическая обстановка. С одной стороны, на адыгейское население стремились распространить свое влияние феодальная Турция и стоявшие за ее спиной европейские державы, враждебные России. Вмешательство этих государств во внутренние дела адыгов и их воздействие на общественную жизнь коренного населения имели огромное значение и недостаточно, как нам кажется, учитывались исследователями. С другой стороны, царское правительство также искало пути, которые ускорили бы утверждение его власти над этим населением. Стремясь создать себе социальную опору, царизм, как правило, ориентировался на знать. Одним из средств привлечения ее на свою сторону юн избрал поощрение осуществляемого ею захвата общинных земель. Большое значение имела постоянная межплеменная вражда. Хроническое состояние войны способствовало росту и возвышению дворянско-княжеской знати.

Необходимыми- условиями существования феодального строя являются монополия господствующего класса - феодалов на землю и личная зависимость наделенного землей непосредственного производителя - крестьянина. Вызревание этих условии и составляло основное содержание зарождения феодализма. Оно представляется как двусторонний процесс: захват земли феодалами, с одной стороны, обезземеливание и закрепощение некогда свободного общинника - с другой. У адыгов это про-исходило своеобразно. Развивающиеся феодальные отношения не достигли еще того уровня, когда господствующей формой становится крупное землевладение. Имеющиеся в нашем распоряжении материалы не позволяют утверждать, что земля была безоговорочно монополизирована дворянством.

Юридически ни князья,ни дворяне не считались собственниками той земли, которой они фактически владе-ли. Феодальная собственность на землю уже, несомненно, существовала в рассматриваемое время, но в скрытой форме. Она была опутана пережитками родового общества. Поэтому утвердившееся в буржуазном кавказоведении мнение об отсутствии у князей и дворян поземельной собственности является правильным только формально. Многочисленные архивные материалы дают нам ясные указания на то, что феодализирующаяся адыгейская знать упорно стремилась к распространению своих владельческих прав на общинные земли. Однако преступить адат и юридически оформить этот захват ей не удалось. Ко времени завоевания Кавказа социальная верхушка успела лишь добиться признания за собой преимущественных прав на землю и выработать определенные правовые представления и сословные обычаи (уоркхабзе), резко отделявшие ее от остальной массы населения.

Таким образом, главной особенностью адыгейского феодализма было своеобразие основы феодальных производственных отношений: часть общественной земли. была фактически присвоена феодалами, хотя официально этот факт не был признан и юридически суверенное право на землю сохранялось за общиной. Отсутствие полной частной собственности на землю создавало серьезнейшие препятствия для феодальной знати. У адыгов еще не было свободно отчуждаемой земельной собственности. Отсюда своеобразие и медленные темпы феодализации.

Земельная собственность адыгейских феодалов лишена была многих специфических черт. Здесь не сложилось характерной для феодализма системы земельных удержаний и личной зависимости одного феодала от другого так как нижестоящий далеко не всегда получал от господина наследственное земельное владение. При анализе особенностей адыгейского феодализма нельзя игнорировать и то обстоятельство, что становление его проходило у местного коренного населения в тот исторический период, когда феодализм в целом был уже отживающей формацией. Это не создавало прочных оснований для его развития. Складывалась чрезвычайно оригинальная ситуация: феодальные отношения не успев развиться и окрепнуть, уже были обречены на вымирание.

Благодаря довольно широким экономическим связям с внешним миром адыгейское дворянство и особенно верхушка тфокотлей в лице старшин все более втягивались в торговые и товарно-денежные отношения. Это содействовало экономическому процветанию и социально-политическому возвышению зажиточных тфокотлей. Итак, природные условия, внешнеполитическая обстановка, внутренняя социальная борьба и другие факторы осложнили процесс феодализации в адыгском обществе, и поэтому он совершался медленно, в высшей степени своеобразно, минуя рабовладельческую формацию. Но рабство долго сохранялось как уклад. При натуральном хозяйстве торговые и денежные операции играли, однако, довольно значительную роль.

Перейдем к вопросу о социальном строе адыгейских народов. Адыгское общество, не имея еще четкого классового деления, было вместе с тем уже глубоко расчленено. В официальных документах и исторической литературе отдельные социальные подразделения обычно называли «сословиями». Такими «сословиями» были: князья (пши), дворяне (уорки), свободные общинники (тфокотли), несвободные - рабы (унауты), крепостные (пшитли) и феодально - зависимые (оги).

Князья и дворяне разных степеней составляли феодальную верхушку в структуре общества. В качестве «почетных лиц» они пользовались рядом преимуществ и привилегий, закрепленных за ними адатом: наследственностью звания, правом на суд равных и др. У «демократических же племен» после «переворота» конца XVIII - начала XIX в., о котором мы будем говорить ниже, главную роль стали играть так называемые старшины.

Адат строго различал владетельных и невладетельных дворян. Владетельными считались князья и первостепенные дворяне. Юридическим обоснованием их владельческих прав было происхождение от бывших племенных вождей, то есть традиция, указанная адатом. Особым почетом и влиянием в «аристократических племенах» пользовались князья. Старший: член княжеской фамилии считался владельцем" племени. Звание князя было наследственным и передавалось от отца всем законным детям, рожденным от равных браков. Что же касается сына, рожденного от брака князя с простой дворянкой, то он получал название «тума» (незаконного).

Одной из важнейших привилегий князя было право вершить суд и расправу над своими подвластными. Кроме того, он имел право объявлять войну и заключать мир. При дележе захваченной добычи князю выделялась лучшая часть, даже если он сам в набеге не участвовал. Князь имел по адату право на получение повышенных штрафов за причиненный ему материальный ущерб. Он мог возводить своих «подданных» в дворянское достоинство, и эти новые дворяне составляли его вассальное окружение.

В середине XIX в. к князьям перешел уже ряд общинных прав, как, например, право решать вопросы о поселении новых лиц на подвластной им территории, что в свою очередь открывало перед ними возможность единолично распоряжаться общинными землями в будущем.

В числе основных экономических привилегий князей быдо отмеченное уже выше преимущественное право выделять для себя и для своих вассалов лучшие земли, а также взимать торговую пошлину (курмук) со своих подвластных и проезжих купцов. Наконец, что особенно \ важно, князья получали с населения подвластных им ау-) лов натуральный оброк в виде зерна, сена и других сельскохозяйственных продуктов, а в отдельных случаях могли даже привлекать жителей этих аулов к работам в своем хозяйстве. Такие работы представляли собой зародышевую форму отработочной ренты. Характерно, что все эти повинности прикрывались оболочкой добровольности, хотя и были порой весьма тяжелы.

Собственной крупной запашки князья, как и дворяне первой степени, обычно не имели, удовлетворяя потребности и нужды своего двора за счет «добровольных приношений» подвластных. Эти приношения постепенно перерастали в натуральные повинности. Неуклонный рост их с течением времени объективно должен был привести к закрепощению свободного населения. Не ведя крупного земледельческого хозяйства, князья обладали, однако, большим количеством рогатого скота, который имели право пасти не только на выделенных из общинных земель пастбищах, но и на всей подвластной им территории.

Следующей группой феодалов были дворяне первой степени, обладавшие почти такими же правами, как и князья, только на меньшей территории, и отличавшиеся от них лишь тем, что им оказывались несколько меньшие почести. Число их было невелико. За ними шли дворяне второй и третьей степени. Они были невладетельными и жили в аулах, принадлежавших князю или первостепенному дворянину. Их обязанностью была военная служба своему сеньору.

Дворяне второй степени имели рабов и крепостных, вели самостоятельное хозяйство, картину которого вследствие отсутствия источников восстановить крайне трудно.

Дворяне третьей степени составляли постоянную княжескую свиту. Их содержали на княжеском дворе за счет продуктов, собираемых с крестьян. Другим источником их существования была военная добыча. Как типичные феодальные дружинники, они имели право отъезда.

Архивные документы позволяют заключить, что многие мелкие дворяне постоянно переезжали из одного племени в другое и, предлагая свои услуги для участия в военных предприятиях, постепенно образовали своеобразную межплеменную прослойку «наемников». В отдельных случаях путь таких людей был весьма причудлив и иногда заканчивался даже тем, что они попадали в крепостную зависимость. Приведем один характерный пример. Мелкий хамышейский дворянин Клюко-Хануко Абидок после смерти своего патрона Ханука перешел к абадзехам. Пробыв у них три года, он отправился к шапсугам. Не ужившись и у них, он в 1825 г. перешел в Анапу, куда его пригласил родственник его покойного сеньора Ханук Баречеко. Этот последний имел на натухайской территории крупное хозяйство, поставлявшее хлеб и скот на анапский рынок. Живя у него, Клюко-Хануко Абидок, по его собственным словам, находился «более в степи, где делается хлебопашество хозяина его Ханука и производится сенокос». Новый патрон Абидока был в добрых отношениях с турецкими властями в Анапе и особенно с влиятельными натухайскими старшинами. Поэтому он решился на закрепощение благородного адыгейского дворянина, верно служившего его покойному родственнику. На счастье Абидока, у него нашлись доброжелатели, которые вовремя сообщили ему, что если «долее будет жить у помянутого своего хозяина, то он сделает его крепостным и продаст туркам». После этого Абидоку оставалось только бежать к русским с тем, как он заявил, чтобы «быть навсегда преданным России».

Образование зихского и касожского союзов

Взаимоотношения адыгов с соседними народами

Социально – экономическое развитие и политический строй адыгов в раннем средневековье

Начало средневековья в истории Северного Кавказа характеризуется бурными процессами в политической, экономической и культурной жизни его народов. Древнеадыгские племена – ториеты, досхи, дандарии, синды, исессы, керкеты, и другие, которые носили собирательное имя меоты, тоже подверглись значительным изменениям как во внутреннем, так и в международном плане. В этот период еще дальше раскололся единый в прошлом этнос на три союза: абхазский, зихский и касожский (последние два - чисто адыгские). Этому способствовали не только внутренние причины, но и в не меньшей степени внешние факторы.

Первые века нашей эры в истории адыгов характеризуются, прежде всего, падением рабовладельческого способа производства и началом формирования феодальных отношений. Это наглядно видно из истории Боспорского царства, в состав которого была включена Древнее Синдское рабовладельческое государство, которое было образовано еще в V в. до н.э. На эти процессы значительно повлияли пришлые, кочевые племена, которые вторглись в пределы Северного Кавказа в начале средневековья. В результате нашествия кочевых племен на Северный Кавказ, приходилось в упадок не только экономика и культура коренных народов, прежде всего адыгов, но разрушился естественный процесс их консолидации - они еще больше разобщаются и рассеиваются по всему региону. На фоне нашествий кочевников прерывают свои контакты с Северным Кавказом. Египет, Сирия, Греция, Малая Азия. А в последней проживали, как известно, хатты – одни из древних предков абхазо – адыгов. Таким образом, разрыв адыгов с Малой Азией нанес очередной удар по их дальнейшей истории и культуре.

До гуннского нашествия на Северный Кавказ, как было сказано выше, в середине III в. на берегах Азовского моря обосновались пришедшие с северо-запада полчища готов. Они захватили один из крупнейших боспорских городов в низовьях реки Дона Танаис и стали беспрепятственно проходить через Керченский пролив. Безвыходное положение заставило Боспорское правительство обратиться за помощью к Риму, от которого оно зависело в то время. Однако Римская империя сама переживала тяжелый экономический и политический кризис и не имела возможности защитить свои далекие владения в Крыму и на Кавказе.

Положение на Северном Кавказе и в первую очередь синдо – меотов еще больше осложнилось в IV в. н.э., когда вторглись в их земле гунны. Таким образом, это нашествие еще больше изменило этническую и политическую. Карту Северного Кавказа и еще больше разрушило экономику и культуру адыгов. Значительная часть этих племен переселяется на юго-восток, где проживали родственные им племена, еще с периода камня плотность населения была гораздо меньше, чем на Северо – Западном Кавказе, и там имелись свободные, не освоенные земли. Это переселение древнеадыгских племен в Центральный Кавказ, к родственным им племенам, явилось очередной волной заселения ими огромной территории от бассейна реки Кубани (Псыжь – по адыгский. - К.У.) до границ современной Кабарды с горной Чечней и Ингушетией до реки Сунжи.

Речь идет о том, что следы проживания людей на современной территории КБР еще с периода каменного века обнаружены во многих ее районах. Это Агубековское поселение на территории гор. Нальчика, это Грот Сосруко в районе сел. Лашкута, это поселенье в районе сел. Заюково и т.д.

Древнейшие предки адыгов в последующем создали Майкопскую, Прикубанскую, Северокавказскую и Кобанскую культуры. Наука неопровержимо доказывает, что создаталями и носителями этих культур являются именно древнейшие предки абхазо – адыгов – синдо-меотские и родственные им племена. Действительно, заселение современной территории КБР начато предками адыгов, в более поздние периоды, какого мнения придерживаются некоторые авторы, являются несостоятельными. Заселение современной территории началось с периода камня, о чем свидетельствуют культуры, которым были созданы древнейшими на огромной территории Северного Кавказа – от Причерноморья до бассейна р. Сунжа в Чечне. Как было сказано выше, переселению значительной части древнеадыгских племен с северо-запада в центральное предкавказье способствовали не только внутренние причины, но и внешние факторы сыграли немаловажную роль в этом великом переселении племен и народов. Именно гуннское нашествие на северном Кавказе явилось очередной причиной такого переселения значительной части адыгских племен в центральное предкавказье, т.е. на нынешнюю территорию КБР.

Кто такие гунны и откуда они пришли, которые так заметно повлияли на дальнейшую судьбу адыгских племен Северного Кавказа? Гунны были кочевниками, которые сложились во II- IV вв. в Приуралье из тюркоязычных племен хунну и местных угров и сарматов. Одна часть гуннов попала на Северный Кавказ, а другая часть прошла на Запад северное Азова и дошла до современной территории Франции, где в 453 г. была разгромлена, и союз гуннов распался. Как было отмечено первая волна гуннов прошла через Донские степи на запад. Вторая волна прошла по Кубанским степям Северного Кавказа, вторгаясь в Синдику и, переправившись в керченский пролив, ушла в Крым. Гунны в то время были племенным объединением и не имели своей государственности. Аммиан Марцеллин, живший в IV в. писал о них следующее: «Семенем всех несчастий и корнем разнородных бедствий, которые возбудила воинственная ярость обычным, все сметающим пожаром, послужила, как нам известно, следующая причина. Племя гуннов, о которых мало знают древние памятники, живет за Меотийскими болотами и Ледовитого океана и превосходит всякую меру дикости».

Гунны – кочевое племя монгольского происхождения – внушали страх даже самим своим видом: «Все они отличаются плотными и крепкими членами, толстыми затылками и вообще столь чудовищными и страшным видом, что можно принять их за двуногих зверей или уподобить сваям, которые грубо вытесываются при постройке мостов». Они отличались нечистоплотностью в еде и неразборчивостью в одежде: «При столь неприятном человеческом облике они такие дикие, что не употребляют ни огня, ни приготовленной пищи, а питаются они кореньями полевых трав и полусырым мясом всякого скота, которое кладут между своими бедрами и лошадиными спинами и скоро нагревают парением… Они одеваются в одежды холщовые или сшитые из шкурок лесных мышей; у них нет различия между домашней и выходной одеждой; раз надетая туника устарелого цвета снимается или меняется не прежде, чем от долговременного гниения расползается в лохмотья».

Благодаря своей маневренности и быстрым действия во время сражения гунны считались непобедимыми. Об этом пишет тот же средневековый автор: «Иногда, угрожаемые нападением, они вступают в бой клинообразным строем со свирепым криком. Будучи чрезвычайно быстры на подъем, они иногда неожиданно и порочно рассыпаются в разные стороны и рыщут нестроевыми толпами, разнося смерть на широкое пространство; вследствие их необычной быстроты нельзя и заметить, как они вторгаются за стену или грабят неприятельский лагерь. Их потому можно назвать самыми яростными воителями, что издали они, сражаются метательными конями, на конце которых вместо острия с удивительным искусством приделаны острые кости, а врукопашную, очертя голову, мечами рубятся и на врагов, сами, уклоняясь от удара кинжалов, набрасывают крепко свитые арканы для того, чтобы, опутав члены противников, отнять у них возможность усидеть на коне или уйти пешком. Такие племена вторглись на Северный Кавказ и столкнулись с адыгами».

Таким образом, гунны, которые вторглись в степи Северного Кавказа, разгромили алан и меотские племена, овладели городами Боспорского царства, опустошили весь Крым. Села и города были превращены в руины, была физически уничтожена масса местного населения; одни были угнаны в рабство, а значительная часть покинула свое прежнее местожительство и переселилась на юго-восток. С падением Боспорского царства и Древней Синдики меотские племена больше не упоминаются в письменных источниках. На историческую арену выходят те древнеадыгские племена, которых меньше всего или вовсе не затронуло гуннское нашествие. После него не упоминаются адыгские племена, обитавшие восточнее Азовской причерноморской части и левобережья р. Кубань (Куфис – по-гречески, Псыжь – по адыгски. – К.У.). Эти плодородные земли древних предков адыгов теперь заняли кочевники, и таким образом изменялась политическая и этническая карта Северного Кавказа.

По своей разрушительности гуннское нашествие было страшнее татаро – монгольского нашествия на Северный Кавказ в Х III в. Оно способствовало разложению рабовладельческого хозяйства, упадку торговли в Причерноморских и Азовских городах Боспорского царства и Древней Синдики. Адыги потеряли обширные плодородные земли, резко уменьшились посевные площади и огромные пастбищные угодия. Значительно сократилось рыболовство у тех адыгов, которые проживали у Азовского и Черного морей. Пришло в упадок ремесленное и строительное дело, развитое в прошлом у синдо-меотских племен.

Однако после того, как гуннское нашествие прошло, постепенно стала возрождаться экономика адыгских племен. В приморских городах бывшего Боспорского царства, уцелевшие от погромов гуннов жители снова возвратились на родные места. Гор. Боспор (нынешняя Керчь) в начале Vв. Снова становится важным политическим и торгово-ремесленным центром. Правда, теперь этот и другие города бывшего Боспорского царства и близлежащие земли оказались под властью алано-гуннского племенного союза. Население этих городов больше стало «варварским», т.е. с преобладанием негреческого.

Возрождение экономики адыгов сопровождалось освоением ими новых территорий главным образом на Центральном Кавказе. На юге с адыгами проживали родственные им племена, которые постепенно после гуннского нашествия стали обособляться еще больше от них и позже из этих племен образовывается народность и отдельный союз – абхазский.

Между многочисленными адыгскими племенами, которые занимали огромные территории от причерноморских и приазовских районов до бассейна реки Сунжи – на востоке в раннем средневековье оказались пришлые азиатские племена - утургуры – потомки гуннов, черные болгары, аланы, позже хазары и др. Они, «вклиниваясь» между адыгскими племенами, тоже задержали их консолидацию и значительно помещали образованию единого общеадыгского союза. Это и понятно. Занимая такие огромные территории, адыги расселялись по Северному Кавказу неравномерно. Одни его части были более густонаселенными, другие осваивались медленнее. И вот в свободных от адыгов землях или на отвоеванных у них территориях селились на протяжении веков пришлые кочевые племена, и население Северного Кавказа стало полиэтническим, а адыгский народ – разобщенным. Стали постепенно, ликвидировать последствия гуннского нашествия. Не был утерян тот богатейший опыт земледелия животноводства, ремесленного дела - металлообработки, который был накоплен на протяжении предшествующих тысячелетий их истории. Многочисленные данные археолигических раскопок, произведенных в различных регионах проживания адыгов, свидетельствуют о том, что в раннем средневековье у них получила большое развитие пашенная форма земледелия, которая имело место у них еще в античную эпоху. Об этом свидетельствуют, например, обнаруженные на территориях проживания адыгов во время раскопок зерна пшеницы, ячменя, проса, бобов и т.д. О том, что в древности адыги выращивали, кроме выше перечисленных культур и другие, можно судить по адыгскому названию овса (зэнтхъ). Это слово относится к числу старых адыгских терминов, не поддающихся толкованию при помощи иранских, картвельских и тюркских языков, хотя этот же термин в различных вариантах был заимствован от адыгов осетинами, сванами и балкарцами, с

которыми теперь они живут по соседству. Еще в Х в. важной статьей в экспорте адыгов был лен. Масуди отмечал, что они выращивали лен, который шел не только для местного производства высокосортного полотна «тала», но и на экспорт.

Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что в раннем средневековье пашенное земледелие продолжало существовать как одна из главных отраслей их экономики. Как было отмечено выше, наука теперь располагает многочисленными и разнообразными фактами о хозяйственной деятельности древних адыгов, о том, что у них довольно рано были развиты земледелие, животноводство, ремесленное дело.

На хозяйственном укладе адыгов отразилось и то обстоятельство, что этот этнос испокон веков занимает равнинную, горную и предгорную зоны Северного Кавказа. С учетом этого фактора в каждой из этих трех географических зон преобладает тот или иной род хозяйственной деятельности. Например, в равнинной части территории господствующей отраслью экономики в основном было земледелие, в горной - преобладало животноводство.

Адыги были превосходными земледельцами и животноводами, и в этих отраслях они достигли значительных успехов на протяжении тысячелетий их истории. В частности, у них земледелие возникло еще в III тыс. до н.э. Об этом свидетельствует обширный археологический материал, обнаруженный учеными на территории расселения различных этнических групп предков адыгов. (например, такие их стоянки, как в Долинске и Нальчике в КБР; бассейна Кубани и т.д.). На этих станках были найдены зерна культурных растений, емкости для хранения зерна, зернотерки и орудия труда земледельца. Однако следует отметить, что земледелием занимались предки адыгов. О значительном скачке земледелия у древних адыгов в раннем средневековья можно судить по тем памятникам материальной культуры отрасли земледелия, которые были обнаружены в местах их расселения. При археологических раскопках были обнаружены жернова, ручные мельницы, керамическая посуда и ямы для хранения зерна. Среди найденных культурных растений основными были пшеница, ячмень, просо и т.д. Последнее предки адыгов возделывали еще с эпохи бронзы. Об этом писали Страбон, Эллиан, Эль – Омари и другие многочисленные авторы средневековья.

У адыгов в раннем средневековье также высокого уровня развития достигло животноводство. В равнинной части территории было развито разводился крупный рогатый скот, а в горной - овцы и козы. Следует отметить, что именно к раннему средневековью была выведена адыгами в горной части их территории самая неприхотливая и выносливая порода овец - «адыгэ мэл». С этого периода упоминаются чаще всего термин адыгэ (адыхэ). Однако порода «адыгэ мэл» в настоящее время, по непонятным причинам, называется иначе.

Адыгэ мэл - адыгская порода овец имеет шерсть прекрасного качества. Которую иностранцы сравнивали с испанской. А О.В.Марграф писал об адыгской овце, что она соединяет в себе достоинства, которые считаются несоединимыми, давая вкусное мясо, массовое отложение курдюка, прочную кожу, нежнейшие овечьи меха и хорошую по тонкости и завитку шерсть для сукна и войлочных изделий.

Адыги также вывели местную породу коз «адыгэ бжэн адыгская коза. По сообщению И Клингена, она имела «необыкновенно высокий рост и очень вкусное мясо, лишенное неприятного козьего запаха, имела высокую удойность».

Ту или иную породу домашних животных, возможно, вывести на протяжении многих столетии при наличии неизмененных природно-климатических условий на определенной исторической территории. И адыги, проживавшие тысячилетиями не только в степной зоне Северного Кавказа, но и в горной и предгорной его части, смогли вывести такие породы овец, коз и лошадей, которые были максимально приспособлены в первую очередь к суровым горным условиям. Эти животные фактически могли (и сейчас могут) обходиться круглый год одним подножным кормом и переносить самые тяжелые испытания. Это сейчас можно в считанные годы с помощью современной науки вывести различные породы животных. А тогда, в то далекое прошлое, самой природы при кропотливом и долгом труде людей на протяжений веков выводилась та или иная порода животных.

А.В.Анфимов отмечал, что еще в VI – Vв. до н.э. у древних предков адыгов скотоводство имело большое значение, и они разводили коров, лошадей, свиньей, овец, коз и птиц. О древности развития скотоводства у адыгов свидетельствует отражение его в религиозных верованиях, культах и обрядах. Так, например, в пантеоне адыгов засвидетельствован покровитель крупного рогатого скота Ахын, покровитель овец – Емыш и т.д. Некоторые авторы даже утверждают, что ими адыгами была выведена особая порода коров «адыгэ жэм» - адыгская корова. Она отличалась от других пород коров малым ростом, нежным сложением, тонкими ногами и развитой грудью. Удойность ее была невелика, жирность же молока была высокой. Об этой породе коров Хан – Гирей писал следующее: «Рогатый скот, разводимый черкесами, мелок, но сложен хорошо, сносен для работы, тучен, бывает разных, но более темных шерстей».

Значительную долю отрасли животноводства занимало у адыгов в этот период «коневодство». Об этом свидетельствуют многочисленные находки лошадиных костей и конской принадлежности, обнаруженных в ходе археологических раскопок, произведенных в различных районах проживания адыгов.

Можно предположить, что уже в раннем средневековье была введена знаменитая кабардинская порода лошадей (адыгэш – по адыгски). Этого мнения придерживаются известные кавказоведы. В том числе и Е.И.Крупнов. А вообще адыги вывели не одну породу лошадей. В.П.Пожидаев отмечал, что выращивание коней адыги довели до высокого мастерства и создали целую науку о коне и о его воспитании:

Авторитетные авторы отмечали также, что «лошади черкесской и кабардинской пород славились красотой и высоко ценились на внутреннем и международном рынках». У адыгов были такие породы лошадей: «бэчкъан», «шагъдий», «щолэхъу». Но некоторые авторы отмечают, что, якобы, были и другие. Например, «тамбий», «абыху» (абуковская), «хьэгъундокъуэ» (хандуковская), «шэджэрокъуэ» (шагеровская), «ачатыр» (ачтыровская), «трамэ» (трамовская), но надо полагать, что они носили фамилии владельцев конезаводов, где выращивались. При этом нельзя умалчивать о том, что каждая из этих лошадей имела свои особенности по анатомо-физиологическим и физическим характеристикам.

У адыгских племен – жителей берегов Азовского и Черного морей и бассейна реки Кубань - было развито рыболовство. В их хозяйстве эта отрасль занимала значительную долю. В частности, Феофан, который жил в VII в., утверждал, что адыги у Керческого пролива ловят мураулию и другую рыбу. А в реке Кубани (Куфис) ловят рыбу, которая называется койст.

Значительное место у адыгов раннего Средневековья занимала охота. Об этом свидетельствуют многочисленные находки костей диких животных обнаруженных в результате археологических раскопок. Во многих регионах исторической территории адыгов обнаружено огромное количество металлических орудий труда, оружия, предметов быта, что свидетельствует о том, что у адыгов в этот период была развита металлообработка, особенно обработка железа. Трудно было предположить, что адыги могли предать забвению технологию добычи металла, в том числе железа, и использования различных металлических изделий в хозяйстве и быту, что имело место в жизни их предков еще в античную эпоху. Более того, факты свидетельствуют о том, что у адыгов до средних веков кузнечное дело выделилось из домашних промыслов, удовлетворяющих личные нужды мастера, в настоящее ремесло, обслуживающее многочисленных заказчиков. И не случайно кузнец являлся еще задолго до средневековья самым влиятельным лицом, а бог кузнечного и оружейного дела Тлепш – (Лъэпщ) - одним из главных языческих богов адыгов.

Наличие богатой сырьевой базы (высокий уровень развития скотоводства, земледелия, охоты, богатство леса) способствовало развитию в раннем средневековье различных видов промыслов и торговли. Например, в этот период уже достигло уровня мелкотоварного производства. Поэтому торговые связи адыгов в период раннего средневековья расширились. В частности, они активно поддерживали постоянные торговые свношения с Византией, Ираном, со славянами и грузинами. Адыги импортировали из этих стран посуду, соль, предметы христианского культа, одежду и т.д. Многие иностранные авторы того периода отмечали богатство страны адыгов, экспорт их товаров в большом количестве на рынках Византии и других стран.

На Северо - Западном Кавказе, где проживало основное число древних предков адыго – абхазов, еще с III тыс. до н.э. – периода бронзы - по археологическим данным наблюдалось имущественное неравенство. Античные авторы указывают не наличие у этих племен того периода племенных «царях», т.е. племенной знати. Позже, уже в V в. до н.э., создается синдское рабовладельческое царство. И эти факты нельзя не учитывать при анализе социально – политического строя адыгов периода раннего средневековья. Многочисленные факты неопровержимо свидетельствуют о том, что в этот период, в раннем средневековье у адыгов начались складываться феодальные отношения. О существовании феодальной знати у них можно судить и по содержанию, т.е. богатству археологических раскопок, относящихся к этому периоду. Дело в том, что археологи отмечают значительное уменьшение материальных ценностей, содержащихся в раннесредневековых погребениях, обнаруженных на исторической территории адыгов. В частности, значительно уменьшается число золотых изделий и дорого стоящих кольчуг, шлемов, кинжалов, что было распространено в античное время, в эпоху бронзы. Поэтому можно предположить, что своеобразное «обеднение» погребений того периода объясняется тем, что материальные ценности, став товаром, перестали быть неотчуждаемым имуществом их владельца и после смерти последнего уже не погребались вместе с ним, как это имело место в античную эпоху, в период ледников. Таким образом, своеобразное «обеднение» могил говорит о процессе адыгского общественного строя и экономики, а не о сглаживании имущественного неравенства.

В Х в. Масуди утверждал, что адыги «не имеют общего царя». Но это не означает, что не было у них феодальной знати. Или такой пример: Масуди писал, что «по соседству с аланами, между Кабхом (Кавказскими горами. – К.У.) и Римским (Черным. – К.У.) морем, находится пламя кешак (касоги. – К.У.); это племя благоустроенное, что же касается их слабости по отношению к аланам, то она от того, что не имеют общего царя. Известно, что если народы, говорящие их языком, сложатся, то ни аланы, ни какой другой народ не будет в состояний ничего предпринять против них». Это еще раз подтверждает, что адыги средневековые занимали огромные территории, хотя не было у них единства, и были они разделены на отдельные княжества и терзала их феодальная междоусобица. Собственно, феодализм характеризуется именно его раздробленностью и наличием у одного народа множества независимых княжества со своими вождями, князями или царями».

А что касается упоминаний в древнерусской летописи о «князе касожском Редеде» в самом начале Х1 в. Уже уверенно утверждать, что у адыгов в этот период была своя феодальная знать. Или еще один факт: в греческой подписи на камне из христианского храма, который был построен еще в 1171 г. у современной ст.Белореченской, упоминается Георгий Пиуперти, «владетель» какой – то Минилии. А Юлиан указывает, что в начале Х111 в. в Тмутаракани правил зихский, т.е. адыгский, князь, у которого было около ста жен. Таким образом, в раннем средневековье у адыгов начали складываться феодальное отношения со всеми вытекающими последствиями. В раннем средневековье из многочисленных адыгских племен сложилась новая историческая форма общности людей, которая соответствовала феодальному способу производства, – народность. Но процесс образования адыгской народности имеет свои особенности. Первое: адыгские племена еще с античной эпохи занимали огромные территории по всему Северному Кавказу от Северо – Западного Кавказа до современной границы КБР с Чечной, Ингушетией. Второе: эти племена находились на разных уровнях своего социально – экономического и политического развития. Третье: плотность населения в различных областях занимаемой ими территории была неодинаковой. В частности, на Северо – Западном Кавказе она была гораздо выше, чем на Центральном Кавказе. Четвертое: между западными и восточными адыгами проживали многочисленные пришлые азиатские племена, которые, «вкладываясь» между ними, разрушали их единство естественный процесс их консолидации. Следует также отметить, что такую разрушительную силу для единства западных адыгов, абхазцев, касков, хаттов имели и те пришлые, чужды племена, которые оказались в различные исторические эпохи между последними, и такое перенаселение исторической территории единого в прошлом этноса послужило главной причиной его поэтапного разъединения и утраты единства. Эти все факторы не могли не сказаться на истории адыгов и абхазцев, которые в далеком прошлом имели общих предков в лице хаттов, касаков и синдо – меотских племен. Тем более, что эти факторы значительно повлияли и на процесс их консолидации, и на формирование феодальных отношений. И до окончательного утверждения феодального строя адыгам и абхазам пришлось потратить еще немало времени преодолевая внутренние и внешние трудности.

Общественный строй. Из истории адыгов в конце XVIII — первой половине XIX века Политическое и социально экономическое положение западных адыгов

Из истории адыгов в конце XVIII - первой половине XIX века

Очерк первый. Социально-экономическое положение адыгов в конце XVIII - первой половине XIX в

Занятия

От редакции

Занятия

Из истории адыгов в конце XVIII - первой половине XIX века

Очерк первый. Социально-экономическое положение адыгов в конце XVIII - первой половине XIX в

Общественный строй

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Ваш комментарий (необязательно):